Пункт назначения: Чикаго, Ashburn
В ролях: Габриэль, Люцифер, Камаэль, Суриэль, Рейчел Анарки
Успех противников Конца Света во многом зависит от слаженной командной игры, в которой каждый шаг просчитан на два-три хода вперед. Чтобы помочь Всадникам использовать единственный шанс и спасти мир от неминуемой гибели, Люцифер и последовавшие за ним ангелы, среди которых архангелы Габриэль и Суриэль, а также ангел мужества Камаэль, решают атаковать постепенно поглощающую город Тьму, предполагая, что столь откровенное вмешательство светлой силы задержит стремительное наступление черной завесы и скроет от нее возникающую связь между Всадниками Апокалипсиса и эмпатами.
В свою очередь, падший ангел Рейчел Анарки, как и многие существа, тонко чувствующие нарастающую силу Тьмы, прибывает в Чикаго и оказывается в самом центре событий. Ей предстоит решить, чью сторону она примет в решающей битве.

Наверняка, все ожидали чего-то другого. Красочных и величественных баталий. Долгого противостояния добра и зла. Чуть больше драмы и лжи, чуть меньше – правды. Все хотели видеть красивую историю, словно вышедшую из-под пера талантливого летописца, хотели слушать и внимать звонким, словно рождественские колокольчики, голосам юных хористок, воспевающих славные подвиги героев войны, хотели оставаться в уютных домах, согреваясь светом голубого экрана, и больше никогда не вспоминать оставленные далеко позади сумрачные дни тревог и разлук. Но каждый хлебнул сполна, каждый прочувствовал, что значит жить в загибающемся от неизлечимой болезни мире.  
На этой улице пейзаж ничем не отличался от тех пейзажей, что открывались перед глазами архангела в любой другой точке города. Ровные края выжженных ран на вспоротом взрывной волной асфальте, блестящие крупицы истертого в песок камня, оккупировавшие и без того потяжелевший воздух, кривые ветвистые царапины, скользящие вдоль тротуара и наползающие на него глубокими трещинами, разлетевшиеся вдребезги витрины магазина, покосившаяся вывеска которого стала временной опорой для взлохмаченного нетерпеливого воробья – и тот, казалось, был до смерти напуган творящимся вокруг хаосом.
Он научился не замечать сочащейся боли и скорби, перестал слышать предсмертные стоны и хрипы, отчаянные крики о помощи, которые, впрочем, и так с каждым днём становилось все тише. Они умирали, запертые в огромном непостижимом мире, на деле оказавшимся всего лишь крохотным и тесным аквариумном мирком, умирали, сгрудившись на самом дне того, что когда-то называли домом. Он научился не останавливать свой взгляд на лицах, научился отгораживаться от них невидимой безэмоциональной пленкой. Он вместе с ними погружался в вязкий ил темноты, чувствуя за собой ответственность за происходящее. Что-то пошло не так. Где-то закралась ошибка. Кто-то был виноват.
С тихим шелестом ветер сорвал с ветки последнюю порцию посеревших то ли от запрограммированного увядания, то ли от проросшей в воздухе пыли листьев и понёс их, беспрестанно вертя, вдоль по обожжённой мостовой. Габриэль обернулся, нахмурившись, и поднял взгляд на остановившегося за ним Амалиэля.
- Пора.
- Знаю.
- Чего же мы ждём?
- Сам не пойму, - архангел пожал плечами, отведя в сторону взгляд. «Безумная затея. Самоубийство. Бред». – Все на местах? Скоро выдвигаемся, - «Инграм не должен так рисковать». – Итуриэль? Она здесь? – «Но у нас нет иного выбора».
- Да, как и большинство. Габриэль, они по-прежнему верят.
- Знаю.
Архангел обернулся, ища взглядом Люцифера. Последнее слово будет за ним, а пока полагалась сказать пару напутственных фраз своему вновь собравшемуся отряду. Габриэль слабо усмехнулся, некстати вспомнив замечание огненно-рыжей девушки. «Не говори, что всё будет хорошо, если не знаешь».
- Постарайтесь выстоять. Это наш последний шанс, если мы и его провалим… Вы знаете, что на этот раз стоит на кону, - закончил он и тут же обратился к Люциферу точно так же, как минутой ранее к нему обратился Амалиэль.
«Пора, Люцифер».

Апокалипсис, сколь часто представляли себе люди, каким он будет, когда мир подойдет к последней своей черте. Книги, полотна, кинематограф - множеством способов человеческий род рисовал картинки этого рубежа, который в действительно не имел ничего общего с этим красивыми представлениями. Картина, что раскинулась сейчас, возможно, походила на кадры одного из множества снятых людьми фильмов, с той лишь разницей что то был плод чьего-то воображения и стараний художников, но никак не реальностью. Глаза ангела смотрели на всю эту реальность со странный внешним спокойствием, взгляд не выражал ни одной эмоции, но за внешним щитом спокойствия и кажущегося безразличия скрывался целый калейдоскоп эмоций и чувств, то и дело сменяющих друг друга, как сменяются узоры этой незамысловатой детской игрушки, стоит лишь дотронуться.
Война. Дело, которым Камаэль жил всю всю жизнь. Сколько раз он вел за собой, людей, ангелов, сколько за плечами пережитых войн и боев, потерь, разочарований и побед, но все, что было тогда отличалось от того, что есть сейчас. Целью войн является не победа какой-либо воюющей стороны, но мир, который наступает лишь когда прогремит гром войны. Что же сейчас? На кону гораздо большее, жизнь всего сущего и плата за поражение будет слишком высока. Камаэль прикрывает глаза, пролистывая картинки своего же прошлого, словно страницы книги переворачивая страницы истории мира сего, он сам толком не знает, зачем делает это, быть может пытается найти там ответ на вопросы, которые пока еще не сумел даже сформулировать.
"Ты сказал однажды, что когда-нибудь меня ждет самая великая из всех войн, такой не было ранее и не будет после. Это ли ты имел ввиду или же говорил о чем-то ином? Сейчас тебя не спросить. Но я не сожалею, это не по мне. Каждый шаг я делаю по своей воле." - ангел снова открывает глаза. Его мысли не будут услышаны и этот разговор в сущности своей бесполезен, но это было нужно ему самому, прежде чем он сделает шаг, возможно, последний. Битва ради победы над Тьмой, битва, из которой многие не вернутся. Тяжелые мысли, тяжелые за спиной крылья, все почти как много лет назад, только сейчас ангел делает самостоятельные шаги, даже если это шаги навстречу собственной смерти.
- Камаэль, все готовы выступать. - Натиэль, один из молодых, но подающих надежды ангелов, один из тех, что бежал следом за предателем из Эдема, не поколебавшись и жалея о принятом однажды решении. Камаэль доверял ему едва ли не как самому себе, младший брат ни раз прикрывал его спину, а таким ангел мужества привык доверять. Тех, к кому не страшно повернуться спиной, к сожалению, было не так много.
- Хорошо.
- Что сказать остальным?
- Ждать. Пока только ждать. Остаемся на позиции наблюдения, пока не получим сигнал.
Он почувствовал, как брат телепортировался к остальным, находящимся неподалеку. Вдох, выдох. Ожидание томительно всегда и для всех, но не для Камаэля, привыкшего к долгим ожиданиям и позиции наблюдателя. Люцифер и Габриэль должны были идти первым, его же задача сделать точные просчеты и ударить имеющимися силами так, чтобы получить наибольший результат, можно сказать, что небольшой взвод ангела мужества был так сказать, той самой стрелой, которая будет пущена последней и которая не имеет права промахнуться.
"Люцифер, Габриэль. Мы готовы. " - коротко обратился к старшим братьям, скользя взглядом по тому, что осталось от цветущего и наполненного жизнью города. Сожаление? Нет, он станет ни о чем сожалеть, даже о тех, кто встретил в этой городе свою смерть и о тех, кто только примет ее сегодня. Скорбеть, но не сожалеть, сожаление не позволяет идти вперед, а впереди был еще целый шаг.

Странно это было - идти по изуродованному, искаженному войной городу и... не ощущать ничего. Тем не менее, эмоций в самом деле не было: картина разбитых улиц не вызывала в душе ровным счетом никакого отклика.
Перегорело.
Она вступала в эту войну, полная беспечных глупых надежд и веры в то, что войну можно выиграть, не проливая крови. Что собратья поймут - дай лишь время, что вмешается случай, судьба, божественное провидение - что угодно, и бойня прекратится. Что они, изменники и мятежники, возглавляемые Мятежным с заглавной буквы, не останутся в веках проклятыми и ненавидимыми. Вступила в войну, чтобы сражаться с самой войной, а не с врагами - а получила настоящую ненависть и настоящего противника... "И сжалось небо, словно глина в горсти, и раскололось на одну к десяти"... Интересно, уцелеет ли кто-нибудь, чтобы на этот раз посчитать, в каком соотношении они сражались?
И кого из них этот выживший будет воспевать, а кого проклинать.
Кругом собиралось войско мятежных ангелов, и Суриэль отрешенно думала, что полуразрушенный город являет собой прекрасные декорации для последней битвы. Последней битвы, подумать только, как патетично... Как в какой-нибудь людской книжке о фантазиях, которые иногда оказываются слишком похожи на реальность. Были здесь и ее ангелы-хранители, последовавшие с небес за своей предводительницей - те, кому она, должно быть, тоже задолжала ободряющие речи и добрые слова... Но их не находилось, и Суриэль молчала, ни с кем не заговаривая. Да и где было искать добрые слова, когда в душе не осталось ничего, кроме цели, в которую вцепилась бульдожьей хваткой, да - странное дело - желания выжить...
Которое, пожалуй, она полагала пустым. Погибнуть в бою, защищая своих, было бы для нее вполне хорошим финалом. Но что-то еще билось внутри и требовало бороться за жизнь: странно даже, как тяжело было отказаться от этой весьма эфемерной ценности.
Оглядывая ряды своих ангелов, Суриэль с ноткой грусти подумала: вот они, хранители, целители и защитники, каждый из них - отрекшийся от своего призвания. Все они, начав войну, отвергли в некотором роде свой долг. Правильно ли поступили? Правильный ли выбор сделала она, встав на защиту рода людского - и подняв меч на собратьев?
Когда-то каждый рассвет Суриэль встречала короткой молитвой Отцу: просьбой ли, вопросом или словами любви и благодарности. С некоторых пор слов для молитв у нее не стало, но сейчас - сейчас, кажется, самое время было, чтобы обратиться с просьбой. Архангел чуть прикрыла глаза, склонила голову:
"Не боюсь умереть... Боюсь умереть, не узнав, кто из нас был прав. Дай мне ответ в мой последний час..."
Еще один краткий взгляд на свое небольшое воинство - кто-то из ее былых учеников улыбнулся ей, и Суриэль нашла силы улыбнуться в ответ.
"Мы готовы", - всем разом и никому конкретно. Суриэль усмехнулась и развернула крылья, ощущая гудящий в них ветер. Эпическая последняя битва во вполне надлежащих декорациях... Это красиво. Почему бы и нет, даже если не доведется ее пережить.

- Они стягивают силы на юг. – Голос Уриила звенел сталью от с трудом сдерживаемых эмоций. Чувства – непозволительное для ангелов проявление человечности; запретный плод, в котором кроется яд сомнений, желаний и смут, но сейчас даже Сихаил не мог винить главного стража Эдема: слишком великие дела должны были свершиться сегодня, слишком многое должно было случиться. Апокалипсис. Конец Света. Впрочем, последнее определение никогда не нравилось Сихаилу. Оно было хорошо для людей и того сброда, что вместе с человечеством населял землю. Для всех этих существ, давно не то что запятнанным грехом, а извалявшимся в нём подобно свиньям в луже грязи, такие слова, и правда, были верны. Конец Света. Конец царствования греха. Конец скверны и безбожия. Все это исчезнет навсегда под покровом наступающей Тьмы, но то, что человечество именует Концом, для них, ангелов, станет лишь Началом. Началом Нового мира, началом Нового царства, Началом Возвращения Отца. Надо лишь дать этому случиться, помешать тем, кто борется с невозможным, оттягивая неминуемое.
- Люцифер там?
- Там. Где ему ещё быть. Они будут пробираться к демонскому войску. Те уже во всю мечами машут. – Уриил жестко усмехнулся. – Что не особо им помогает. Но у Люцифера порядочное войско. Если они объединят силы, может быть, и мечи станут помогать.
- Значит, не объединят. – Сихаил повернулся к хранителю Эдема. В холодном взгляде на мгновение вспыхнула вспышка злости и тут же погасла, подавленная уже давно ставшим привычным самоконтролем. Рука архангела справедливости потянулась к предплечью, совсем недавно покалеченному мечом Предателя. – С Люцифером пора заканчивать. И на этот раз окончательно. Как и со всеми его прихлебателями. Призывай всех. Всех, кто у нас есть. До последнего. – Сихаил посмотрел на Уриила, никогда не бежавшего от драки и всегда доказывающего всем, что добро должно быть с кулаками, коротко кивнул. – Пришло время Армагеддона.

Они летели невидимыми. Небесное воинство. Те, кто остались верны слову Отца, те, кто не пошли за Предателем, те, кто готовы был сражаться за то, ради чего был созданы и Сихаил, несущийся впереди, ещё за долго до того, как увидел, почувствовал своего противника: Люцифер – некогда брат, ныне – враг, обреченный на смерть. Там были и другие, ничуть не лучше своего павшего предводителя, точно так же, как и он, осквернившие себя предательством, точно так же, как и он, желающие помешать Апокалипсису, но Судный день настал, и архангел справедливости знал, кому и какой вынесен приговор. Приговор, что теперь надлежало привести в исполнение.
-Уничтожать без жалости. – Короткий мысленный приказ по рядам крылатого воинства. – Задержать любой ценой.
Небесное воинство готово было атаковать.

Воздух густел, запотевал, съеживался под натиском наползающих со всех сторон сил. Казалось, ещё немного и небо над головой лопнет, вспыхнет серией коротких замыканий и укроет обожжённую землю пепельно-серыми лоскутами облаков. Неясный сумрак скользнул в общее русло и растворился в нём, заставляя рефлекторно оглядываться по сторонам, настороженно следить за горизонтом, сохранять бдительность и сосредоточенность, но не позволяя сорваться на поиски источников мрачной демонической силы. Сегодня не осталось места для былой вражды, обиды, если и не забыты, то отложены на определенный срок. Войско Ада отозвалось на призыв Люцифера, и, если, изначально многие были против таких союзников, то теперь, стоя лицом к лицу к холодной завесе Тьмы и чувствуя её недосягаемую близость, ощущая всю её силу и всю её мощь, но до конца так и не осознавая, что лежит в основе образующих её сил, каждый понимал, важность этого невольного объединения двух кардинально противоположных армий, вставших на защиту мира с одной несокрушимой идеей в усталых умах – выстоять, несмотря ни на что.
Оставалось всё меньше времени. Они все почувствовали, как обратились Всадники, невольно ощутив, как к запаху холода и сырой земли примешался запах свежей крови, сознание каждого всколыхнулось, на мгновение став беспомощным и уязвимым, и щедро хлебнуло ядовитой смеси, в которой в бешеном вихре вертелись миллиарды частиц четырёх мощнейших составляющих единого целого – Мора, Войны, Голода и Смерти. Скоро, очень скоро они уничтожат живое, примут в себя всё, что было и всё, что только должно было быть, от этого не уйти, этого не избежать, предначертанному суждено сбыться.
«Хватит», - мысли, потекли привычным чётким и выверенным ручьём. Конечно, Габриэль не забывал ни о ком. Он знал, что где-то в этом бездонном городе затерялись те, кто был ему дорог и кого он боялся потерять. Именно это знание позволяло держать своё сознание под контролем, не позволяя ему рассыпаться от ударов накрапывающих эмоций. Его рассудок был холоден, но воспоминания о любимых и близких поддерживали в его венах тот необходимый огонь, без которого невозможно было обойтись в битве. Они должны выстоять, должны дать людям шанс начать всё с чистого листа.
«Камаэль, Суриэль… Все в сборе. Нам пора выступать», - словно вторя словам ангела, дрогнула, приходя в движение, тёмная стена, сотканная из вязкого мрака. Люцифер продолжал неподвижно стоять, не спеша отдавать приказ о наступлении. Он чего-то ждал, и Габриэль понимал, чего именно он ждёт. Встревоженный взгляд архангела скользнул по лицу брата. Люцифер ответил спокойным кивком, подтверждая опасения Габриэля: армия Сихаила вступит в бой.
Они предполагали такой вариант развития событий. Прекрасно зная, что из себя представляет старший брат – архангел справедливости, утративший всякое чувство меры и погрузившийся во мрак обезобразившего его безумия, - Габриэль понимал, что он не допустит открытого выступления «предателей» и, воспользовавшись подходящим моментом, поспешит насладиться своим триумфом в первых рядах. Они всегда шли рядом, почти что рука об руку, всё оттягивая неизбежную встречу… Габриэль, уже ясно чувствуя приближение ангелов, быстро обернулся к своему отряду.
- Приготовьтесь, с минуту на минуту здесь будет войско Сихаила. Мы выступим…против братьев. И мы должны выстоять. И, запомните, справедливость – это то, что сейчас в ваших сердцах, а не то, что в голове у Сихаила. Запомните и не дайте ему вас переубедить. Амалиэль, на изготовку. Живо!
«Суриэль, - архангел обратился к сестре, понимая, что у них в запасе не больше пары минут. – Тебе не нужно идти в бой. Не сейчас. Оставайтесь здесь, очень скоро потребуется помощь раненым, и твои навыки будут бесценны. Береги себя, сестра».
За спиной архангела раскрылись крылья, он взмыл в воздух и опустился на крышу высотки, пристально вглядываясь в горизонт. Рука сжалась в кулак, почувствовав на ладони вес знакомого клинка.
Короткий мысленный посыл Люцифера не успевает возыметь своей цели – Сихаил первым бросается в бой. И тут же – первые звуки ударов, хруст ломаемых костей, звон поющей стали, влажный треск мягких тканей и рычащие звуки боли. Уже подлетая к назначенному месту, небесное войско разделилось, часть резким виражом пикировала в низ, часть – взлетела, затерявшись в облаках, часть – прочным костяком двинулось в лоб противнику.
«Камаэль, прикрой фланги!»
- Амалиель! Поднимайтесь выше! Итуриэль, заходите с другой стороны! Остальные – остаетесь со мной, - последовал широкий взмах руки, клинок впился в плоть подлетевшего ангела и с громким чавканьем выскользнул из тела, обдав лицо Габриэля брызгами крови. Не давая себе опомниться, он вместе с оставшимися с ним бойцами взмыл в воздух.

Ну вот и все, конец игре. Осталось совсем немного, последний шаг за грань, многие не вернутся обратно. Камаэль раз за разом прокручивает в сознании мысли, каждый раз отсекая ненужные, пока не остается лишь одна, которая и поведет его в бой. Вдох. Дышать тяжело, кажется, что воздух стал вязким, как замерзающая грязная вода, а небо вот-вот рухнет на землю и, наконец, сотрутся все границы между "можно" и "нельзя". Впрочем, они итак почти стерлись, удивительно, как небо все еще не рухнула под собственной свинцовой тяжестью. Оно не бывало таким прежде, ни перед одним дождем, ни перед одной бурей, несущей с собой разрушения, никогда прежде ангелу не было так трудно и больно дышать, легкие сдавливало как в тиски, но пульс ровный, в душе ангела мужества - штиль, словно перед бурей, собратья, которые с минуты на минуту пойдут за ними неспокойны, но спокойствие самого Камаэля не может потревожить ничто. Он не имеет права на ошибку. Их задача не избежать минимальных потерь, а сделать то, ради чего пришли на поле боя, ради чего перешли однажды черту и ступили на иной путь.
- Камаэль.. - звучит голос за спиной, наполненный волнением и рвением в бой. Молодой ангел. Сегодня каждый из них кардинально все изменил для себя, для кого-то эта война перевернет все с ног на голову, а кто-то так и не узнает, чем все кончится.
- Ждать. - коротко и более жестко отзывается ангел мужества. Больше всего на свете сейчас ему не хочется ничего говорить, когда остается меньше шага до финальной черты, а за той чертой - выстоять любой ценой.
Камаэль прикрывает глаза, чувствуя как сгущаются тучи и нагнетается атмосфера - они идут, но на лице ангела не дрогнул ни один мускул, мысли тонкой струйкой тянулись к той, которой не нужны были никакие слова. Расходясь каждый по своим позициям, они прикоснулись друг к другу взглядами. Обещания - не для таких, как они, истинные воины никогда не дают обещания вернуться, ведь не могут знать, сумеют ли сдержать свое слово. Черное и белое, два клинка, что глотнут сегодня крови ангельской, на лице не дрогнула не одна мышцы, но внутри - беглая и легкая улыбка, когда пальцы сжимаются на рукояти меча. Он выкован для сегодняшнего боя, первого и, возможно, последнего. День завтрашний подведет итоговую черту под тем, что произойдет сегодня и не будет счета погибшим, но все это будет только завтра, а сейчас Камаэль резко распахивает глаза и мысленный контакт прерывается. Пора.
- Вариэль, Натаэль - выступаем! - голос Камаэля прокатился, словно раскат грома, четкий, ровный, заставляющий сердца сжаться в предчувствии великого боя. Крылья распахнулись за спиной ангела, взмах и под ногами уже нет твердой земли, взгляд устремляется вперед.
«Камаэль, прикрой фланги!»
Ответом Габриэлю послужили не слова, но действия, войско Камаэля разделилось на несколько отрядов, два из которых стали щитом, прикрывая тех, кого вел архангел, сам ангел мужества не спешил вступать в бой, словно выжидая чего-то, но позицию свою был вынужден нарушить, когда атака обрушилась на него, пришлось отбиваться. И клинок, что рожден был в пламени Ада, глотнул ангельской крови и плоти, безжалостно лишая жизни нападавших и рука ангела не дрогнула ни на одном ударе. Бой ни на жизнь, а на смерть разгорался, словно пламя, в которое постепенно, по капле, подливали масла, хладнокровность ангела мужества, убей или умри - этот жестокий закон, к сожалению, сейчас работал как никогда. Мерцающая круговерть, взмахи крыльев, звон клинков, хруст сломанных костей и треск пронзенной плоти - все, как всегда, лишь в том отличие, что клинки подняты против братьев. Но эта мысль лишь мельком проносится в сознании Камаэля и он, улавливая момент, отдает команду своим продолжать прикрытие с фланга и отступает, резко взмывая выше и телепортируясь.
"Верьте мне" - он сказал это лишь сам себе, "отключив" внутреннюю связь со всеми своими, ведь у него будет лишь один шанс использовать то, что продумал заранее и до последнего оставлял лишь в своем сознании.

От слов Габриэля Суриэль захотелось смеяться, тихо и горько, выплескивая истерическое веселье. Беречь себя... От чего? Разве не поздно? Или они все погибнут вместе с миром, или... погибнут почти все, чтобы мир уцелел. Так в чем разница? Там, в уцелевшем мире, от которого их отделяет бессчетное множество смертей, будет ли место ангелам? Это будет мир людей, не нуждающихся в наставлениях свыше. Мир людей, которых ангелы предали - а тем, которые не предали, будет ли доверие? Разрушенные войной города, число жертв, стремящееся к десяткам и сотням миллионов... Люди переживут. Они всегда выживают. Время лечит раны земли и раны народов, сменится несколько поколений - и память о том, как мир чуть не был уничтожен, притупится и сотрется, человечество оправится от нанесенных войной ран. Иначе и быть не может. То, что многие сочли бы главной слабостью людской, станет величайшей силой, которая вознесет людей над вечными ангелами: краткая жизнь и краткая память.
А вот им уже не забыть.
"И ты береги себя, брат. И остальных", - искренне ответила архангел Габриэлю, закрывая глаза. Она не знала, что страшнее: быть посреди боя и убивать своей рукой - или стоять в стороне и смотреть, как убивают и умирают другие, но приказ, даже так мягко высказанный, оставался приказом, что бы там ни было, и сонм ангелов-хранителей послушно замер, пропуская воинов вперед.
"Сихаил, какой же ты глупец, - обреченно подумала Суриэль, когда первые звуки - первые ощущения схватки донеслись до нее. - Почему ты пришел сразиться с братьями, а не с врагом?.."
Она обернулась к своим хранителям и поняла, что все еще не в силах вымолвить ни слова: разомкнуть губы и выдавить хоть звук казалось непосильным испытанием. Вздохнув, архангел обратилась мысленно - коснувшись сознания каждого из своих былых учеников и подручных и стараясь в этом мысленном прикосновении выразить то, для чего не могла найти слов: свою гордость за каждого из них и сожаления, что все зашло так далеко.
"Друзья мои... Я говорила это прежде и повторю снова: я не принуждаю никого из вас идти в бой. Но если вы готовы - пора. Разделитесь, пусть лучшие целители остаются здесь и готовятся принять раненых, а остальные выносят из битвы кого смогут. Помогайте... Помогайте братьям, кто бы ни был, для кого у вас хватит милосердия. Не их вина в том, что им приказали и что мы выбрали".
Как и прежде, не ушел никто, и Суриэль сама не до конца понимала, рада этому или огорчена. Она дала знак, и ее отряд взмыл в воздух, устремляясь к сражающимся и разделяясь надвое - вверх и вниз. Держась чуть в стороне от эпицентра битвы, ее ангелы выискивали тех, кому нужна была помощь, выносили раненых, хотя, разумеется, вовсе избежать участия в битве не могли.
Взлетела и сама Суриэль, поднялась выше, сжимая клинок. Схватиться с собратьями, пусть и не в первый раз уже, казалось более страшной участью, чем сразиться с тьмой, но так ей казалось честнее. Лицом к лицу с собственным выбором... И почти сразу же вынужденно снова обагрив меч кровью.

Ангельский клинок мелькал молнией, уже успев утратить свой первозданный металлический свет. Теперь, покрытый свежей, ещё теплой кровью, он больше всего напоминал собой багряную молнию, что разила быстро и умело. Сихаил уверенно пробивался вперед - туда, где был Люцифер. Оглядываться по сторонам времени не было: первой смертельно раненой жертвой в этой битве стало именно время. Оно, искалеченное ударами клинков, изуродованное карминовыми кровяными брызгами и хриплыми криками, утратило своё размеренное течение и то ускорялось, как мечущийся в страхе зверь, то замедляло свой ход, словно впавшее от ужаса в ступор беззащитное существо. Атака, финт, быстрый удар - мгновения сжавшиеся в одно, перекошенное от боли лицо врага, неверие в стекленеющих глаза, заменяющееся равнодушием - миг, растянувшийся в минуты и снова - стремительные удары, атаки, контратаки, финты. Сихаил не растрачивал себя попусту на ненужные наблюдения: ментальная связь и без того давала достаточно информации, рассказывала о том, что происходит с каждым из его воинов, с каждым, кто, как и он, выступил против предателей, против тех, кого, когда-то, все они считали своими братьями и сёстрами. Яркая алая вспышка в сознании - отголосок чувств Уриила, одного из не многих, кто всегда если и не любил, то, хотя бы уважал военное дело. Отчего же такая яркая вспышка? Архангел столкнулся с кем-то особенным? Через мгновение пришло понимание: ну, конечно - Камаэль. Выкормыш Уриила, предавший и дело, которому он служил и своего покровителя. В голове отдаленным эхом урииловский голос: злость, с глубинной, едва заметной болью, надежно прикрытой насмешкой: " Камаэль, похоже, я тебе плохо учил - ты так и не научился заметать следы. Сюрприз провалился. Жаль, уже не успеешь исправиться." - Губы растягиваются в холодную усмешку, взвизгивает клинок, распарывая воздух, готовясь поразить очередную жертву.
Сихаил встряхнул головой, отключаясь от Уриила. Пусть архангел убьёт своего бывшего ученика сам, без посторонних наблюдателей. Заслужил. Куда важнее - добраться наконец-то до Люцифера, пробиться сквозь сражающихся к главному предателю и, примерив на себя роль Рагуэль, совершить возмездие, покончив с бывшим братом. Но как добраться до него быстрее? Архангел рубанул, смертельно калеча подлетевшего к нему горе-вояку, взмахнул крыльями, взмывая ещё выше, стремясь выбраться из самой толпы. Здесь, на высоте, было видно лучше: вверху - затянутое дымом и грозовыми тучами небо, такими черными, что они почти сливались с полосой Тьмы на горизонте, внизу - ангельские войска, схлестнувшиеся в битве. Опытные, тысячелетние воины и наивный молодняк. Сихаил краем глаза заметил Офиль - совсем ещё зеленую девчонку, замершую перед архангелом - девушка с белоснежными крыльями. Суриэль. Ещё одна встреча ученика и учителя. Тонкий отголосок чужих слов в голове: "Суриэль, опомнись, пока не поздно". Глупая девчонка, так ещё и не поняла, что это самое "поздно" уже наступило для них всех.
-Уничтожить всех! - повтор короткого приказа и Офиль, вцепившись в эфес своего клинка, словно утопающий в спасательный круг, кидается вперёд. Погибнет. Но хотя бы задержит и ослабит Суриэль. Значит, умрет недаром.
Сихаил крутанулся, уходя из-под удара не в меру ретивого ангела, решившего вступить с ним в схватку. Ткнул почти не глядя. Уворачиваясь, заметил ещё двоих. Заложил петлю, пытаясь оторваться, резко ушел вниз и, вдруг, оказался нос к носу с Габриэлем. Младший из архангелов. Им бы всем стоило догадаться, что уж этот, с его вечной сердобольностью, точно поведется на байки Люцифера и, что хуже, поведет за собой других. От его предательства вреда было немногим меньше, чем от предателя Падшего.
- Я спешу, братец. - Глаза Сихаила яростно блеснули. - Но ради тебя - задержусь.

Это было буйство мечущегося в клетке зверя. Они, как и загнанный в угол хищник, обезумели от бессилия и невозможности противиться происходящему. Тяжёлые прутья решётки впивались в бока – когда-то пылавшее чистым светом остриё входит между чьих-то рёбер, напиваясь снопом рубиновых брызг, отчаянный рывок, как попытка вырваться и убить зародившееся чувство боли, проступающее тенью на обескровленном лице, неистовый взгляд, желающий за оставшиеся секунды докопаться до самой сути. Но её нет. Сути больше нет. Осталось сплошное иррациональное нечно, которому трудно было подобрать верное описание. Замах, рывок, стремительный удар – голубоглазый ангел, молодой, едва вступивший на тропу войны. Рухнул вниз и напоролся на торчащий из земли штырь. Вновь замах, вновь рывок, резкий разворот, удар – удивлённое красивое лицо взрослой, умудренной опытом Мириэль. Блеклые, отсвечивающие серебром крылья беспомощно повисли, рассыпались в воздухе, больше не в силах удерживать истерзанное клинком тело. Замах, рывок, поворот, удар… Брат, сестра, друг из далёкого прошлого, приятель, старый знакомый… Надломленные, искалеченные, тонущие в багровых реках крови. Замах, рывок… Снова и снова.
Габриэлю приходилось держать рассудок в холоде. Он ясно понимал, что сейчас происходит, что творит его рука, стискивающая слабо поблескивающий клинок, на котором под толстым слоем вязкой кровяной плёнки светились хорошо известные ему буквы, многих сражённых этим клинком он знал по именам, со многими был знаком лично. Он видел своё отражения в их глазах, горящих стальной решимостью, трепетным испугом или же искренним непониманием. Он запоминал выражения их лиц, когда мелькающее слабым росчерком лезвие достигало своей цели. Но он не чувствовал ничего – боль медленно, словно рассыпанные капли ртути, собиралась в холодную лужицу, скукоживалась и обрастала льдом, застывая нетронутым воспалённым узлом под самым сердцем. Где-то там, тёмные силы этого мира пытались удержать надвигающуюся темноту, бросали вызов той, что с уверенностью могли назвать своей матерью. Ещё дальше – группа экстрасенсов, древние боги, Авия и Дейзи, спрятанные от чужих глаз и заточённые под крышу одного дома, пытаются удержать незримую связь с теми, что уже потеряли свой истинный облик и едва поддаются отчаянным сигналам. Джадит, Катарина, Дагиана – тоже где-то здесь, но безумно далеки: не узнать, не найти, не проверить. И всё же… Где-то глубоко внутри Габриэль был рад, что с ним рядом нет никого, кто знал его достаточно хорошо, чтобы заметить и ужаснуться изменениям, произошедшим с ним на поле битвы.
Он уже потерял из виду Суриэль, оставил далеко позади Камаэля и его небольшой, но сплочённый отряд, давно не видел ловкие финты неуловимой Итуриэль, не знал, с кем бьётся в яростной схватке Люцифер. Они разделились, но по-прежнему умудрялись существовать как единый организм – держали оборону, решительно наступали, прикрывая друг друга, подхватывали и уносили с поля сражения раненых.
Габриэль, не глядя, крутанул клинок, одним ударом отсекая полруки нападавшего, и оглянулся, услышав за своей спиной голос Сихаила. Он заглянул в его глазах, надеясь отыскать в них хоть что-то от прежнего архангела – строгого, но справедливого старшего брата, который всегда мог дать разумный совет и помочь принять верное решение, но не увидел в них ничего, кроме пылающей жажды мести, обагренной пенящимся безумием.
- Сихаил, - просто сказал он, не скрывая сожаления, появившегося в голосе, и принимая его появление перед собой, как данность. Пальцы крепко сжали эфес клинка, готовясь отразить любой удар. – Мне жаль.
Он не знал, кто из них напал первым. Просто в какой-то момент два архангельских клинка звонко скрестились в воздухе, а потом замелькали тёмно-багровыми росчерками в молниеносном, нечеловеческом ритме. Сихаил нападал гневно и яростно, его рука была тверда и непоколебима. Габриэль не отступал, уходил от ударов и наносил их сам, однако, не пытаясь обмануть. Бил прямо, ровно, рассчитывая на свою ловкость и силу. Клинок Сихаила скользнул по его плечу, оцарапав кожу – в последний момент Габриэль сумел блокировать удар и изменить траекторию движения руки архангела, круто вывернулся, подлетая сбоку, и пересчитал лезвием рёбра противника, а потом резко ушёл вверх, зависнув над его головой.
«Сихаил, хотя бы раз послушай меня. Остановись. Оглянись вокруг. Ты видишь, что происходит? Разве ты этого хотел? Разве этого добивался? Мы можем попытаться всё исправить, - Габриэль мысленно коснулся сознания старшего брата. – Вместе. Подумай, Сихаил, ещё не поздно. Вспомни, кто ты. Вспомни, кто я. Пойми, наконец, что мы – одно и то же, и остановись».

Сколько бы не продолжалась эта кровавая бойня, ей не было видно ни конца, ни края, это все равно что смотреть на горизонт и лететь вслед за уходящим солнцем, ведь следую за небесным светилом в конечном счете ты оказываешь в замкнутом круге. Но если следовать за солнцем, значит двигаться, а значит жить, то в этой бойне каждый шаг, каждый взмах руки, каждый вздох в любой миг может стать последним. В каждом своем поступке Камаэль всегда видел смысл, где-то более глубокий, где-то совсем уж лежащий на поверхности, но главное, что этот смысл был, даже если ангел в чем-то был не прав. Теперь же отточенные взмахи меча, маневры и все эти действия для него совершенно ничего не значили. Да, они точно знали, зачем пришли сюда, точно знают, за что воюют, да только все эти убийства друг друга не приведут ни к чему кроме того, что небесных воителей станет в разы меньше. Люди имеют право на ошибки и грехи, а они, ангелы, имеют ли на это право? Они, созданные для того, чтобы служить людям, оберегать и направлять верными путями, ошибка одного человека может стоить очень дорого, ошибка одного ангела может повлечь за собой цепь событий, что приведут к уничтожению мира. Что и происходило сейчас.
Камаэль телепортировался на достаточном расстоянии, чтобы видеть все со стороны: яркие всполохи света, ангелы умирают так же ярко, как звезды, яркая вспышка, а после лишь брызги мгновенно затухающих искр и больше - ничего. После смерти человека остается душа, когда умирает ангел, остается лишь пустота. Ангел мужества с какой-то странной отрешенностью и спокойствием смотрел, как одна за другой вспыхивают и гаснут "звезды", многие из которых совсем молодые и не успевшие познать вкус битвы, но брошенные в эту мерцающую круговерть. Там внизу, на земле, сражается легион демонов, Камаэль медленно переводит взгляд туда, потом снова вверх, разница лишь в том, что там, внизу - черное, белое, здесь - белое и белое. Разница только в цветах, но не в сути. Ангел медленно прикрывает глаза, прислушиваясь к своему внутреннему голосу и мысленно рисуя себе схему, это не та война, к которым он привык, однако хороший воин и опытный полководец обязан ориентироваться в любой ситуации в любом бою, а так же иметь так называемый запасной план. И он был. Но рано. Еще слишком рано пускать его в ход, ведь противник - не молодой и зеленый дилетант и ожидать стоило самых неожиданных поворотов событий. Камаэль в очередной раз пропустил в сознании мысль, что взял на себя слишком много, он не стремился сыграть решающую или одну из важных ролей в этой войне, для него прежде всего целью была победа той стороны, которую он считал правой. Однако, несмотря на это, ангел мужества припас кое-что, о чем не сообщил старшим братьям. Но все еще рано.
Ангел снова прислушивается к себе и чувствует, как где-то глубоко в душе задрожала одна струна, заставив сердце пропустить удар - этот отблеск света, этот сгусток силы он чувствовал даже издалека. Тончайшая нить, что раз и навсегда связывает ученика и учителя, оказалась куда крепче, чем Камаэль предполагал. Первое время он пытался обмануть себя самого, внушая, что оборвал эту связь, когда шагнул за врата Эдема, но в конечном счете признался себе, что даже оказавшись по разные стороны, они остаются скованные одной цепью. Именно тогда и пришло осознание, что чем глубже в недрах души будет спрятана эта связь, тем меньше будут ее отголоски, когда лед тронется и струна задрожит. Вот только вопреки всему эта струна дрогнула так сильно, что резанула по сердцу больнее клинка, который Камаэль однажды получил в спину.
Заметать следы ангел мужества как следует так и не научился, хотя с того момента, когда он был совсем зеленым, успехи были на лицо и тем не менее, те, кто был много старше и опытней, улавливали его след. А впрочем, Камаэль и не пытался сбежать или скрыться, он лишь отступил, преследуя в этом вполне определенные, хотя и одному ему ведомые, цели. Дрожь струны постепенно утихала, броней для нее служила холодность и собранность, глупо надеяться, что все обойдется и ему не придется поднять клинок против наставника и друга. У жизни свои планы и нередко она сводит друзей в поединке, где выжить должен был только одни. Шансы. Каковы его шансы против Уриила? Этот вопрос промелькнул и тут же померк в сознании, не время было рассуждать и пытаться рассчитать свои шансы на успех. Глубокий вдох, который выдох, пальцы чуть разжимаются и снова сжимают рукоять клинка. Лезвие уже давно не сверкает, как первый луч солнца, обагренный кровью братьев он теперь навек потерял свой истинный свет и прежним уже не станет. Резкий взмах крыльев, мгновенный прыжок в пространстве и Камаэль телепортируется недалеко от бывшего друга, уже поднявшего свой клинок и готового лишь к одному - убить.
- Если ты ждал от меня попыток внезапности, то ты ошибся во мне. - Уриил знал Камаэля как никто другой, нередко видел своего ученика насквозь, но даже он далеко не всегда мог предугадать, что ангел мужества преподнесет на самом деле, а тот в свою очередь, выписывал самые неожиданные финты. - Мне жаль, что ты так и не смог понять меня, Уриил. - ангел легко перекладывает меч в левую руку - знакомый бывшему другу и наставнику прием, - он намерен вести честный бой. В этой безумной войне, где кости одних легко хрустят под клинками других, казалось бы, нет места чести, уважению, только Камаэль не мог вести себя иначе, честь и достоинство воина были в его крови, в его душе, в самой его сути.
- Но, быть может, ты попытаешься сейчас. - они оба знали, что ушло то время, когда силу имели слова, теперь, когда подняты мечи, силу имеют только они.
<... - Тебе даны крылья, тебе дана сила, ты выбран из многих.
- Кем теперь определена цель моего существования?
- Ангел служат людям, каждый по-своему.
- Значит ли это, что ангелы вольны выбирать свой путь служения людскому роду?
- Отчасти. ...>
- Я выбрал свой путь. - голос Камаэль не дрогнул, взмахнули крылья, кто-то должен был сделать первый шаг, но по праву младшего он оставил первый ход за старшим, приняв оборонительную позицию.

- Вспомнить, кто мы? Почему бы тебе про это не вспомнить, брат! - Губы Сихаила брезгливо скривились, словно это обращение, даже произнесенное мысленно, вызывало слишком большое отвращение. - Ты говоришь мне, что я должен делать? Ты? Предавший дважды? Тем, что отрекся от нас и тем, что пошел за предателем. Это ты оглянись вокруг. Видишь? - Архангел, взмахнул крыльями, взмывая над сошедшимися в лютой бойне ангелами. Сихаил понимал, что тратит время на пустые разговоры, но хорошо скрываемая, да только от того не менее сильная боль, боль, о которой никто не догадывался, но которая была, иначе не являлся бы он сам существом, сотканным из света, боль за своих братьев, погибших, погибающих и тех, кто погибнет, требовала выхода, находя этот выход в словах. И эти слова должен был услышать тот, от кого Сихаил меньше всего когда-то ожидал предательства, тот, кто не просто предал, но стал правой рукой возглавившего вражеские ряды, тот, кто должен был понять всю глубину своего падения и испытать такую же боль потери, что терзала самого Сихаила. - Вы проиграли. Вы проиграли в тот момент, когда пошли против воли Отца. Глупцы, нельзя остановить предсказанного им! И теперь всё, что вам остаётся, так это пожинать плоды своей глупости! Я помню, кто я есть, а кто ты, Габриэль, Божий посланник? Какую весть ты принес своим братьям, позвав их за собой? А я ведь до последнего не хотел верит в то, что ты перешёл на сторону врага. Тебе было дано так много и что теперь? Не мне, тебе нужно оглядеться. Всё это - твоя вина и вина других предателей! Вы начали эту войну, решив пойти за Люцифером. Вы, а не мы! Любуйся теперь итогом своих дел.
Глаза Сихаила, выхватив в лютой бойне одну фигуру, мстительно сузились - хрупкая девушка с толстой золотой косой, пляшущая вьюном вокруг отбивающегося противника. Итуриэль. Ангел, с которым был особенно дружен Габриэль. Пальцы архангела сильнее сжались на эфесе клинка.
- Любуйся тем, к чему ты привел своих друзей.
Сихаил рванулся вниз, к хрупкой девушке. В мгновение оказался за её спиной. Блеснул занесенный для удара клинок.
- Вот он - ваш финал!

- Вот он, наш финал? - Уриил белозубо ухмыльнулся, не торопясь нападать на своего бывшего ученика. Глаз бывалого воина подмечал каждую мелочь, каждый намек на движение, находя в них подсказки, позволяющие предугадать, как будет действовать его противник. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы размениваться на ложные финты и обманные пасы и Уриил, видя, что Камаэль не собирается играть с ним в глупые, не достойные воина игры, принял это, чувствуя, как где-то глубоко внутри зарождается злость на судьбу, столкнувшую его со своим лучшим учеником.- Не судьба виновата, а он сам.
- Выбрал, говоришь? Выбрал. Не спорю. Вот только выбрал не то, что нужно. - Архангел перехватил поудобнее меч, крутанул в руке. - Ладно, признаю, может, это и моя вина. Учитель из меня вышел плохой. Надеюсь, хоть ангельский клинок я тебя научил держать как надо.
Уриил сделал резкий выпад. Он атаковал без злобы, быстро, четко, точно, словно и правда, всё это было не смертельной битвой двух неприменимых врагов, а обычный учебный бой в тренировочной классе.
- Посмотрим, что ты успел забыть, вместе с собственной честью.

Эти слова должны были прозвучать много раньше. Тогда, когда они ещё могли содержать оголённую правду, острую, словно лезвие бритвы, и ненавистную каждой из сторон. Сейчас они превратились в сгусток немого отчаянья, на которого слоем за слоем накладывались неуместные чувства и эмоции. Боль и ненависть, сострадание и жажда мести, покорность и нежелание мириться с происходящим – они вылетали хлёсткими словами-плетями, ударяли стремительно и быстро, резко бросались вперёд и кусали, словно ядовитые змеи, впрыскивали свой яд в сдавленное сознание и оставляли его погибать в злой и мучительной агонии.
Предатель, отступник, глупец. Смутьян и братоубийца. Наверное, Габриэль заслужил каждое из этих прозвищ. Он чувствовал за собой вину. За то, что происходило, за то, что происходит сейчас, за то, что будет происходить потом. Но он сам взял на себя груз этой ответственности и, как ему думалось, понимал, к чему это всё может привести, но, как оказалось, одного понимания было недостаточно. Столкнуться лицом к лицу с результатом своего выбора совсем не то, что мысленно представлять себе этот результат. Он до последнего надеялся, что удастся избежать войны, что они смогут остановить запущенную цепь событий мирным путём, но у них ничего не вышло. Слишком много было совершено ошибок, слишком мало сказано слов. Никто не хотел понимать, каждый хотел оказаться правым. Одни видели решение в Апокалипсисе, другие – в Люцифере, третьи – в силе, томящейся в теле Гонта. Поплатились все. Те немногие, что ещё остались, должны были попытаться что-то изменить. Что ж, Габриэль тоже пытался. Жаль, что так и не был услышан.
Перехватив взгляд Сихаила, архангел предупредительным жестом качнул головой, но разве можно было этим остановить хищного ястреба, выбравшего свою жертву? Он метнулся следом столь же стремительно, яростно перемалывая воздух огромными белыми крыльями. Сейчас Габриэль не чувствовал жалости к ослеплённому брату, жестокому ангелу, в сердце которого не осталось ничего – ни любви, ни сострадания, ни света. Сихаил, оставивший умирать в одиночестве свою верную помощницу. Сихаил, бросивший в самую гущу битвы молодых и неопытных ангелов, пустив их в расход, словно пушечное мясо. Сихаил, давший плоть и кровь Всадникам. Ему долго всё сходило с рук, пришло время платить по счетам.
- Итуриэль, назад! – Габриэль резко затормозил рядом с золотоволосой девушкой, отбрасывая Сихаила в сторону неконтролируемым всплеском силы. В его глазах застыла стальная решимость, он был зол и чувствовал, как эта злость сочится по напрягшимся мышцам, кипя раскалённым месивом требующей выхода энергии. – Не так быстро, Сихаил. Ты слишком слаб. И очень скоро ты поймешь это не хуже меня.
Рука Габриэля перехватила поудобней меч и тут же понеслась вперёд, осыпая быстрыми ударами своего противника. Взревела закалённая светом сталь, ударила громом и молнией и, казалось, будто искры брызнули во все стороны, но нет. Это небо, затянутое тучами цвета перезревшей сливы, лопнуло, сотрясаемое мощным электрическим разрядом, и хлынуло на землю крупными каплями дождя.
- Я знаю, кого ты ищешь. Тебе нужен Люцифер, - Габриэль, поймав своим клинком замах Сихаила, остановился. – Тот, кто шагнул в ненавистную тебе Тьму. В ту самую, с которой сейчас ты заодно. Так не ты ли, брат, предал всех нас? Не ты ли выбрал себе не тех союзников? Бьюсь об заклад, ты так и не понял, что тебя ждёт, когда мир падёт под покровом Тьмы. Не будет Нового Царства, которым ты бредишь, и Отец не вернётся. Возвращаться будет некуда. Всё превратится в ничто. Ты станешь ничем, Сихаил, - Габриэль резко расцепил клинки и оттолкнул от себя брата, контролируя каждое его движение. – Если ты так и не смог этого понять, то мне жаль тебя, брат.
Он размахнулся и ударил снова. Нет, не жаль. Только не теперь, только не после всех свалившихся на их головы бед. Сихаил заслуживал Возмездия, и Габриэль готов был стать орудием в его руках.

Быть полководцем и воином - совсем не одно и то же, организовать и вести за собой это большое искусство, но не меньшее, чем вести бой один на один. Камаэль не мог предугадать всего, но за то время, что был в Эдеме, он успел изучить Сихаила и некоторые его тактики, что сейчас помогло с расстановкой отрядов. Однако, это отступало на второй план, кровавая круговерть для ангела на время словно остановилась, оставались только лишь ее отголоски, пришло время для шахматной партии. Столкнуть его с Уриилом было весьма хитрым ходом и Камаэль догадывался, что вероятней всего их пути пересекутся сегодня и пересекутся в бою один на один. Ангел мужества не знал, какую фигуру на шахматной доске он являет собой, но судя по тому, кого послали ему в противники, эта роль была далеко не последней. Хватит ли ему этого самого мужества для того, чтобы поднять клинок на того, кто открыл для него Врата Эдема и сделал его тем, кем он сейчас является? Вопрос оставался открытым, вот только выбора у Камаэля не было, он был не из тех, кто отступает и сдается, а потом преодолев себя, он поднял свой клинок.
- А что же нужно, Уриил? Не ты ли учил меня, что миссия ангелов - служить людям, защищать их. Так скажи мне, в чем я не прав теперь, пытаясь спасти то, что осталось от этого мира? - на лице ангела не читалось ни единой эмоции лишь обнаженная, как клинок собранность и четкая готовность к бою, без тени сомнения. Они смотрели в глаза друг друга и при том смотрели в глаза правде, ведь оба знали, что единый путь, однажды раздвоившийся на развилке, рано или поздно снова сойдется в одной точке в самом неожиданном для путников месте.
- Ты был хорошим учителем, жаль, что ты сам этого не видишь сейчас. Потому что ты слеп, мой друг. - Камаэль не считал себя в праве пытаться открыть другу глаза, теперь, когда время слов прошло и настало время обнаженных клинков. Оба ангела изучали друг друга, следя за каждым движением, взглядом и малейшим жестом, но долгое время никто не спешил нападать первым. Ангел мужества взял это на себя, поудобнее перехватив рукоять клинка, он резко взмахнул крыльями, сокращая расстояние между собой и противников, звон металла и рассыпавшиеся искры ознаменовали начало боя. По лицу ангела промелькнуло что-то - он поморщился, на один короткий миг, но этого было достаточно, что Уриил сумел это уловить. Старая рана, которой была почти добрая сотня лет, демонский отравленный клинок в период Второй мировой воны, едва не лишивший его жизни, оставил тонкий шрам на спине, между крыльев. И эта рана вдруг напомнила о себе, Камаэль быстро смекнул причину: в пылу кровопролитного боя, когда перемешалось все, чей-то клинок рассек одежду и кожу на спине, разбередив почти вековую рану. Неприятно, но терпимо, это не помешало ангелу после отступления снова пойти в атаку, в последний мгновения перехватывая клинок иначе, круто разворачивая и ударяя из-под низа. Клинок встречает на своем пути преграду в виде меча противника, но острие все-таки находит цель, упираясь в бок. Впрочем, за это Камаэль поплатился, в пылу схватки он блокировал клинок Уриила, но тот скользящим движением прошелся по встретившемуся на пути лезвию и так же легко скользнул по плечу ангела мужества, нанося значительную рану по правому плечу, лишая его тем самым возможности крепко сжимать рукоять. Камаэль не выпустил из руки оружие, но поспешил отступить, пробуя снова сжать пальцы и прикидывая, насколько крепко держит оружие и как долго продержится в стремительном темпе. Сила ангела значительно возросла с момента, когда Уриил последний раз проверял своего ученика, однако даже силы ангелов иссякают в бою против своих и сейчас силы Камаэля были не на высшем уровне. Но далеко не все и не всегда решает только сила. Оставаясь на значительном от противника расстоянии, ангел прикидывал комбинации, которые уместны для выбранной им оборонительной позиции, атаковать с такой раной он не рисковал, прямого лобового удара мог не выдержать, почему нужны были совсем иные техники. Учителем ангела был не только верный когда-то друг, кое-что Камаэль успел почерпнуть у демонессы. Техники ангелов и демонов, даже если и те и другие воины, во многом разнятся, у ангела мужества были свои козыри, припрятанные на самый крайний случай.
- Атакуй, Уриил и покончим с этим. Я знаю, о чем ты думаешь - лишь один из нас уйдет отсюда. - выдох, вдох, снова выдох. Убивать друга Камаэлю хотелось меньше всего, но в бою выбирать не приходится и тем не менее, будучи опытным бойцом, он избирал пути, чтобы этот бой завершился меньшей кровью. Если бывший друг желает его смерти, так тому и быть, если он не сумеет отразить его атаку, у самого же ангела мужества были совсем иные взгляды и теперь он ожидал нового выпада, готовясь к стремительным, молниеносным выпадам.

Сихаил почти достал девчонку, почти коснулся её шеи острием архангельского клинка, вот только теперь "почти" ничего не значило: Итуриэль была жива, а сам он, отброшенный прочь потоком силы, едва удержался от падения. Гигантские крылья сделали взмах, выравнивая потерявшее было равновесие тело и в следующую секунду рука с клинком сама взвилась вверх, парируя удар налетевшего на врага Габриэля.
Два архангела, сцепившиеся в бою остриями мечей, что слились от быстрого движения в металлические сполохи. Слова младшего брата, обращенные к брату старшему, к брату теперь уже только по факту, не по чувствам или схожести стремлений.
Сихаила начал утомлять этот спектакль: он не хотел больше тратить время на пустые слова, тем более, что Габриэль был прав в одном: куда важнее, чем проучить младшего братца-предателя, было устранить намного более серьёзную угрозу, которую представлял из себя Люцифер.
- Меня жалеешь? Себя пожалей, глупец. - Сихаил кинулся к Габриэлю, уже больше не тратя время на никому ненужные слова, легко парировал удар, сделал выпад, метя в шею. Старший из архангелов был готовить убивать.
- Ты искал меня, Сихаил?
Чужой голос раздавшийся в голове заставил тут же забыть о Габриэле. Голос хорошо знакомый, голос, который он когда-то по братски любил, а потом возненавидел так, как только может ненавидеть существо, сотканное из первозданного света.
Люцифер!
Лязгнули вновь встретившиеся клинки, Сихаил ухмыльнулся в лицо Габриэля и с силой оттолкнул его прочь - в самую гущу ангельской бойни, отдав короткий, почти неуловимый, но быстро воспринятый приказ: "этого - убить". Младший из архангелов его больше не интересовал. С ним разберутся другие: с десяток верных ангелов, тут же, послушные слову своего военачальника, атаковавшие указанную цель. Сихаил повернулся.
- Искал. Как ты меня, Люцифер.
Миг - и вновь запели архангельские клинки, клинки некогда братьев, а теперь неприменимых врагов, знающих, что ни один из них не уступит другому, что непримиримая правда, которую нес в себе каждый из них, важнее их собственной жизни, а значит, конец этого боя может быть только одним и имя ему смерть.

- Считаешь, я правда думаю о том, кто из нас победит? - Уриил усмехнулся, не торопясь атаковать, с ложной ленцой отступая от Камаэля на шаг. - Да ты идиот. Сколько раз я тебе говорил, что только дурак будет думать думать о смерти сражаясь? Похоже, ты всё-таки подзабыл мои уроки.
Архангел, ещё мгновение назад почти расслабленно стоявший и опустивший свой меч, стремительно атаковал, но, тут же встретившись с клинком Камаэля, снова отступил. - Неплохо.
Уриил довольно кивнул. Он не хотел убивать бывшего друга. В нём не было непримиримой ненависти к предателям, той ненависти, что пылала в Сихаиле, не было и безграничной ярости Рагуэль. Уриил был воином - воином хорошим, возможно, лучшим из всех. Он умел выполнять приказы, умел оставаться верным тому, во что верил и знал, что пошедшие за Люцифером предали отца, а, значит, достойны были только смерти, и, все же, сейчас он сдерживал себя, не позволяя проявиться своему умению полностью, хотя и понимал, что лишь дает отсрочку неминуемому. Отречение Камаэля разметало их по разные стороны баррикад, обоюдное упрямство сделало врагами той худшей, а, может быть, и самой благородной категории, которой присуждают пометку "смертельные". Так был ли смысл и дальше противиться судьбе?
- Но хватит тянуть. Игры в сторону. - Уриил поднял клинок, отсалютировал своему противнику, как когда-то давно делал каждый раз перед тренировочным боем. - Если только одному суждено уйти - пора выяснить кому.
Архангел стремительно атаковал.

Удары сыпались со всех сторон, не давая Габриэлю ни единого шанса сразу же броситься в погоню за старшим архангелом. Он даже не мог видеть, в какой стороне скрылся Сихаил, но помнил, как на его лице загорелась торжествующая ухмылка. Это значило одно – он нашёл того, кого искал. Тем не менее, Габриэль был не готов так просто отпустить брата, кровь по-прежнему бурлила в жилах, чистая светлая энергия билась через край бурным лавовым потоком, требовавшим немедленного выхода. Это было как раз кстати, ведь атаки и не думали прекращаться.
Габриэль круто вывернулся, не глядя махнул рукой и взлетел выше, пытаясь оторваться от бросившихся в погоню ангелов. Белые крылья когда-то братьев, а теперь невольных врагов заслоняли обзор. Чертыхнувшись, он парировал заходящий со спины удар, легко ушёл от следующего, остриём клинка вспарывая живот нападавшего. Алые брызги крови смешивались с дождём, обращаясь в кирпично-красную акварель, и широкими мазками оседали на запястьях. Вновь и вновь – поворот, пикет в низ, уход в сторону, удар меча, поворот. Пикет, в сторону, удар, поворот… А в голове – кромешная тишина. Ни единой мысли, ни единого звука.
Уйдя от очередного удара, Габриэль резко поднялся, широко взмахнув намокшими от дождя крыльями, попытался разглядеть Люцифера, но не увидел ничего, кроме новых ангельских легионов, наступающих с востока. «Итуриэль, - позвал он, отмахиваясь от очередного нападавшего невесомым движением клинка. – Собери своих, перебирайтесь на восточную сторону, не дайте им подобраться ближе». Без лишних слов девушка бросилась в гущу бойни, ловко орудуя сверкающим клинком и расчищая путь своему небольшому отряду. Габриэль, воспользовавшись небольшим промедлением, бросил обеспокоенный взгляд на южную границу города, поглощённую тьмой. Удаётся ли демонам сдерживать натиск стены, сотканной из чернильной темноты? Ангелы должны были прийти им на помощь, но вместо этого они сейчас здесь, сражаются с собственными братьями, кидаются друг на друга, словно обезумевшие животные, и разрушают остатки бренного мира. Радовало одно - так или иначе, очень скоро всё это должно закончиться.
Его вновь атаковали. Габриэль зло скрипнул зубами, догадываясь, что неуёмное количества нападавших на него – это очередной подарок Сихаила. Его окружили, накрывая быстрыми и мощными ударами со всех сторон. Первый он блокировал, от второго сумел увернуться, третий клинок, метнувшийся к его шее, он выбил из рук, а нападавшего ангела отбросил волной силы. Следующий удар достиг своей цели – Габриэль поморщился, ощутив, как кожу под рёбрами обожгло огнём. Удивлённый, он поднял взгляд, находя глазами изловчившегося ангела. Им оказалась крепкая девушка с тяжёлым выступающим вперёд подбородком и вдумчивым взглядом пронзительно-голубых глаз. Она вновь взмахнула рукой, но на этот раз Габриэль её опередил – лёгкая, словно пушинка, она беспомощно прижала ладонь к кровоточащей ране на шее и, на мгновение зависнув в воздухе на рефлекторно распахнутых крыльях, рухнула на землю. И, тем не менее, у него не было никаких шансов отбиться, орудуя одним только клинком. Габриэль позволил противникам подлететь как можно ближе, увернулся от нескольких быстрых замахов, и, вобрав в себя тлеющую без дела силу, выпустил её на волю чередой стремительных вспышек легчайшей, но смертоносной энергии. Все, кто был рядом, разлетелись, словно ворох сухих, подхваченных ветром листьев.
Габриэль перехватил клинок и глубоко вдохнул, чувствуя себя свободней. Не давая себе возможности передохнуть, он вновь бросился в бой.

"Трудно быть тем, кем ты был
И приятно тем, кем стал
Видно что-то ты забыл
Согласись, ведь ты устал."(с)

- Я ничего не забыл. Но не обо всем вспоминаю. - Камаэль отозвался почти бесцветным голосом, слишком спокойным даже для него, а ведь он никогда не отличался особой эмоциональностью или яркими порывами. Конечно же, они были, но по большому счету ангела мужества знали как того, кто умеет сохранять спокойствие и трезвый рассудок в любой ситуации и сейчас это умение ему пригождалось, как никогда. Внутренний голос говорил ему о том, что еще немного и пора будет пустить в ход козырь, этот момент неумолимо приближался и к его началу Камаэль должен управиться. Он должен повести за собой, однако рассчитать все наперед никогда невозможно и запасной вариант все-таки был, возможно, планы придется менять на ходу. Сейчас его противником был Уриил и его бывший ученик просто не имел права прервать их бой, да архангел и не позволил бы ему так просто уйти, а значит медлить было нельзя.
Звон клинков и выпады не в полную силу, это все куда больше походило на привычный когда-то тренировочный бой, чем на схватку двух непримиримых врагов. И если Камаэль мог понять взгляды бывшего учителя, понять, почему тот остался на стороне Эдема, то сам Уриил словно бы отчаянно не желал принимать и даже выслушать позицию выкормыша. И слишком поздно для слов, когда клинки уже коснулись друг друга.
- Наша судьба в наших руках. Как и судьба мира, друг мой. - голос, прозвучавший небывало громко, резкий взмах крыльев, Камаэль не атаковал, он принял выгодную для себя оборонительную позицию. Тот, кто сказал, что лучшая защита это нападение, очень жестоко ошибался и многие, кто так считал, пали в кровопролитных атаках. Ангел чувствовал, как светлая энергия билась внутри него вместе с пульсом, как текла под кожей, струясь по венам, никому не было доподлинно известно, какой силой обладал один из молодых ангелов, ведь никто и никогда не заставлял его раскрыться в полную силу, которая сейчас билась, ища выхода и намеревалась во что бы то ни стало вырваться.
Атаки архангела были стремительными, его ученик едва успевал парировать их, на собственные атаки не хватало времени, но, казалось, Камаэль даже и не пытается сменить тактику ведения боя и его вполне устаивает занятая им позиция. Удары сыпались молниеносно и каждый раз с разных сторон, Уриил перемещался мгновенно, звоны клинков, взмахи крыльев и свист разрезающегося воздуха наполнял все вокруг и где-то отдаленно слышались отголоски боя остальных ангелов, все это ушло на второй план, однако ангел мужества не позволил себе терять бдительность. Он знал, что на удар в спину архангел не способен, но он не мог быть столь же уверенным в других, никогда не знаешь, в какой момент меж лопаток, словно нож в масло, войдет чужой клинок.
Их бой, ученика и учителя,с каждой минутой становился все более ожесточенным, никто не желал смерти другого, но каждый из бился не на жизнь, а на смерть. Один из ударов Уриила Камаэль намеренно пропустил, вместо того, чтобы отразить его, резко и молниеносно переместился вбок и, сложив крылья, камнем бросился вниз, но даже близко не долетая до земли, резко распахивая крылья и вверх взмыл столб мощной светлой силы, до этого мгновения переполняющая ангела. Однако, главным было вовсе не это, выплеск силы - всего лишь отвлекающий маневр, чтобы отвлечь противника от истиной цели - Камаэль атаковал сам. Резко, стремительно и беспощадно, вложив силу в удар клинком в правой руке, в левой зажимая другой клинок, легко вошедший в грудь архангела, ломая ребра, пронзая легкое и доходя до самого основания крыла. Рана - не смертельна, но Камаэль хорошо знал, как и куда нужно бить противника, чтобы тот не мог более продолжать сражение. Ни капли сожаления во взгляде, и рука не дрогнула, Уриил сам решил, что уйти должен только один, уйдет - один, второй останется смотреть ему вслед. Архангел быстро оказался на земле, но был жив и серьезно ранен, клинок, которым бил его бывший ученик, был закален против таких как они, против крылатой братии, демонская работа, и оружие, и отработанный удар, связавшись с демонессой ангел мужества успел перенять некоторые приемы боя, однако сказать, что они были нечестными, было нельзя, Уриил сам учил его, что таковым является лишь удар в спину, остальное - удачно выбранная тактика ведения боя.
Камаэль быстро снизился к бывшему другу, держа оба клинка в обеих руках, выставив один вперед, к самому горлу противника.
- Жизнь за жизнь и мой долг уплачен. - ангел убрал второй клинок, первый отвел в сторону, глядя на бывшего учителя, друга и противника сверху вниз. Когда-то Уриил привел его в Эдем и подарил новую жизнь, научил многому, что знал сам, за это Камаэль был безмерно благодарен ему и сейчас, оставив его в живых, дал ему второй шанс на жизнь, такой же, как страж Эдема две тысячи лет назад подарил ему.
За все время, пока шел их бой, ангел совсем отвлекся от того, что происходило кругом. А где-то там, наверху, один за другим бывшие братья жестоко атаковали Габриэля, Сихаил исчез, впрочем, известно, в каком направлении он мог направиться, ему нужен был Люцифер.
"-Габриэль, помощь нужна?" - взмах крыльев и ангел снова отрывался от земли, взмывая резко вверх и зависая, окидывая взглядом то, что происходило кругом: где-то далеко горизонт был затянут черным полотном, демоны пока справлялись со своей задачей, но как долго еще они продержатся, неизвестно. Ангел заметил краем взгляда Итуриэль, девушка-ангела, стремительно прорывающуюся через гущу противников, сам Камаэль не надолго оставался незамеченным, но этого хватило, чтобы перевести дух, он по-прежнему ждал момента.
"- Группа поддержки ждет, они готовы выступить." - он обратился к Габриэлю снова лишь тогда, когда убедился в том, что группа действительно по-прежнему в выжидательной позиции и готова к действиям. Оставалось недолго, все это скоро должно кончиться, но при том казалось, что конца и края не будет никогда. Камаэль провел ладонью по мокрому от капель дождя лицу, на одно короткое мгновение внутри у него стало так тихо и тишина заполонила мир снаружи, словно бы он умирает. Всего секунда, но длившаяся целую вечность, ровно до момента, пока ангел не тряхнул головой, сбрасывая морок и сосредотачиваясь вновь. Мощный всплеск силы не прошел бесследно, но запаса еще хватало, чтобы продержаться, чтобы постараться не погибнуть.

Сгусток темной энергии, все ещё сохраняющий сознание, несся сквозь охваченный огнем город, ища того, кто мог все исправить. Счет шел не на минуты, на секунды, на мгновения, которые отбирали у вновь развоплощённой Тьмы возможность обрести тело. Тщательно выверенный план рассыпался прахом из-за невозможной и нереальной вещи – её, древнее, могучее существо смог обмануть человек. И какой? Растоптанный, раздавленный, полностью подчиненный её воле. Марионетка, накинувшаяся на своего кукловода – невозможное, но, тем не менее, произошедшее, злившее, заставлявшее искать мести и она отомстит всем. Как только найдет то, что ей нужно – тело, способное её принять. Хилые физические оболочки не вынесли бы и её минутного присутствия, их приходилось готовить с рождения, выбирая особенных и исключительных, как это было с Гонтом, но существовала и другая возможность: её неудавшаяся попытка, тело, в котором она была когда-то, тело, владелец которого был достаточно силен, чтобы выдержать её присутствие и который сам пришел к ней, чтобы потом отринуть. Но последнее не имело значения. Тогда он сама позволила ему уйти, сделав ставку на человека, теперь не позволит.
Падший ангел. Денница. Люцифер. Отыскать его было несложно: слишком долго они были едины, пробиться сквозь ангельское месиво, сошедшееся в смертельной схватке – ещё проще. Вот он – её запасной план, ей спасение, её шанс отмстить это миру, заставив его исчезнуть, способ довести начатое до конца!
Тьма ринулась вперед, к ангелу, жадно, слепо, впиваясь в него, не обращая внимания не на его ни на свою боль, вызванную обжигающим ангельским светом, пробиралась вглубь, стремясь захватить контроль, чувствуя, что ещё мгновение и она одержит победу и тогда снова качнётся завеса тьмы, стремительно наступая, поглощая остатки этого мира. Ещё только миг.

Ещё только миг – и он не выдержит. Откуда пришла Тьма, почему вернулась с такой яростью влетев в него, словно стопудовое пушечное ядро, дробя внутри не кости, а саму ангельскую суть? Откуда в ней, всегда бесстрастной, взялась такая бешеная и так похожая на человеческую, подкрепленная злобой ненависть, дающая невероятную силу? Почему она вновь выбрала его и что стало с Гонтом? С дочерью, посланной к Лжемесии? С братом, превратившимся во Всадника? Вопросы, ответы на которые значили сейчас слишком мало потому, что были важны лишь для него. А вот что значил многое, так это тот короткий миг, что остался до победы в нём Тьмы. Люцифер знал, что будет потом, чем обернётся это насильственный захват, если Тьма воплотиться вновь. Знал и не мог допустить.
Ангел, хрипя от боли взглянул на Сихаила, занесшего руку для очередного удара. Удара слишком очевидного, а потому неопасного, удара, который можно было парировать даже сейчас, когда все нутро рвется от действующей Тьмы. Вот только парировать его было нельзя. Нужно было забрать у Тьмы то, что она так желала. Забрать быстро, пока оставался один краткий миг.
Прости…
Что способно разломить твёрдый камень напополам? Всего лишь равномерные капли воды, падающие достаточно долго. Что способно погубить целые народы? Всего лишь одна чумная крыса. Что способно убить непобедимого архангела? Всего лишь один, слишком очевидный удар.
Лезвие сихаилова клинка легко вошло в незащищенную грудь, пробивая насквозь, рука Люцифера безвольно разжалась, выпуская рукоять обагрённого братской кровью меча, взмахнули крылья, срывая тело с острого лезвия и ослабли, уже не в силах поднять вверх смертельно раненого хозяина.
Падший ангел. Денница. Люцифер. Он летел, расправив крылья. Летел не вверх, а вниз, выйдя из последнего, самого важного боя, хоть и поверженным, но все-таки победителем. И когда он почти коснулся растрескавшегося черного асфальта, тело его, словно не желая дотрагиваться до этой изувеченной, искорёженной, проклятой земли, вспыхнуло ярким светом, навсегда растворяясь в нем, в свете, способном развеять любую тьму, в свете живительно-чистом, так похожим на свет утренней зари.

Если бы только существовала возможность повернуть время вспять, ухватиться рукой за негнущуюся стрелку часов, заставить скрытый от глаз механизм зашуршать шестерёнками, задвигать винтами, пружинисто зевнуть и неохотно поддаться новому движению в мире, не познавшем ужаса этого ноябрьского дня. Отмотать бы на несколько лет назад, и оставить только ясные мысли в голове, уставшей от постоянного шушуканья сомнений и нетерпеливого клёкота заблуждений. Да только… Надо ли? Эти годы, которые так хочется забыть, переписать с чистого листа, вычеркнуть, выжечь из памяти, не только забирали, но и отдавали кое-что взамен. Чередой закономерных событий, одно за другим, раскручивались линии жизней, пересекались и связывались воедино, сплетались в тесный клубок, рассерженно обрывались, но непрерывно вели к Судному дню. Адская саранча, атаковавшая маленький зоомагазин в Чикаго, - первый тревожный звонок и встреча, которая могла никогда не состояться. Атака на Лурд, до смешного нелепая ссора – неожиданная развязка истории с печальным концом. Новые нити, новые судьбы, новые ходы, упрямо прокладывающие дорогу к ноябрю. У этой истории не было начала.
Не было у неё и конца.
Перед глазами Габриэля бесперебойно жалкими обрывками белых флагов мелькали мокрые от дождя крылья; прозрачно-алые, тёмно-багровые, цвета бычьей крови; искалеченные, подбитые, переломанные; утратившие свой свет. Бессмысленная бойня поглотила многих и продолжала ненасытно требовать ещё и ещё, вынуждая снова и снова взмахивать клинком, обращая его против собственных братьев. Габриэль не сразу понял, что что-то изменилось. В какой-то момент накалённый воздух треснул со звуком рвущейся на части простыни, ударил чем-то чужеродным в позвоночник, прожигая до самых лёгких. Повинуясь шестому чувству, он обернулся, выхватил из толпы сражающихся ангелов фигуры Люцифера и Сихаила…
Мелкой металлической пылью звуки царапали горло и застревали на выходе из гортани. Младший архангел отказывался верить своим глазам. Не верили в это и остальные. Чужие мысли испуганными птицами бросились в голову Габриэля, и он, не зная, как справится с этим потоком, быстро оборвал связь. Люцифер пал. Ему нечего было им сказать.
Крылья протяжно и тяжело хлестнули воздух, словно не понимая, чего от них добивается хозяин. Габриэль и сам не понимал. Вдребезги разлетевшееся сознание видело перед собой только одну цель – добраться до Сихаила, и готово было сделать всё, чтобы этой цели достигнуть. Их взгляды встретились за секунду до удара, тёмно-серые глаза архангела справедливости оказались неожиданно-удивлёнными. Клинки, высекая искры, пересеклись, мощная волна силы, вложенная в этот удар Габриэлем, выбралась наружу, вгрызаясь в клинок неприятеля, и оба ангела полетели вниз.
Земля была неприветливо груба, тонны покореженного асфальта сердито вздыбились, непрерывный дождь обратил пепел и пыль в реки из грязи и жухлых листьев. Сихаил не торопился подниматься, Габриэль не торопился убирать клинок, приставленный к шее брата. Вместо ожидаемой ненависти была лишь вековая усталость. Он чувствовал, что Тьма быстро отступала. Он чувствовал, как над городом разливалось ядовитое марево от схлестнувшихся где-то далеко сил. Чувствовал, как замерли ангельские войска, не зная, что делать дальше. Чувствовал, как удивлённо-вопросительное «мы победили?..» скрипит, раздираемое, на зубах и растекается жёлчной горечью по нёбу. Потемневшие глаза Габриэля остановились на лице Сихаила.
- Сегодня было пролито достаточно крови, - архангел отвёл клинок в сторону и кивнул подоспевшей Итуриэль. – Ты будешь жить, Сихаил. Ты будешь помнить. Как и все мы. Итуриэль, позаботьтесь о нём. Ты знаешь, что нужно сделать.

…У этой истории не было начала, не будет у неё и конца. Даже когда небо, затянутое сизой дымкой, станет светлей лазури, даже когда отравленные воды станут чище утренней росы, даже когда затушат все лесные пожары, эта история будет продолжаться. О ней не станут писать в умных книжках и вряд ли её можно будет увидеть на театральных подмостках, но о ней будут помнить все. Верить – лишь немногие. И тогда, стёртая и утратившая свой устрашающий облик, она будет струиться по венам тысячелетий – и будут войны и бедствия, и будут отверженные и брошенные на произвол судьбы, и будут кровь и разочарования. Она будет рядом – и вновь за луной будет следовать солнце и день приходить на смену ночи, и вновь будут радость и счастье охранять пороги домов.

Но порой закончатся силы –
Слово – в глотку, стихи – в огонь…
И срывается темнокрылый,
Прижимая к ране ладонь.

Миг, растянувшийся в вечность, свет, что как пыль режет глаза, свет, что царапает душу. Что есть жизни? Это всего лишь затяжная вспышка. Что есть смерть? Это тоже вспышка, но столь краткая, что не каждый взгляд способен уловить ее. Не чувствовать больше, не видеть свет того, кто повел в битву, не значило сдаться и именно это Камаэль говорил тем, кто стоял за его спиной сегодня, только вот откуда было ему знать, что слова эти окажутся пророческими? Ангелу мужества не дано видеть будущее, он знает лишь, что любая война может отнять жизнь любого, даже того, кто стоит во главе армии. Люцифер вернулся к свету, из которого был рожден, сделал то, что должен был сделать.
Закрыть глаза и почувствовать, как осыпаются мелкие частицы света, почувствовать, как мелкая его крупица проникает в твою душу и находит там теплое местечко, поселяясь раз и навсегда. Люцифер будет жить в их сердцах всегда, люди по-прежнему будут помнить его одним, они же - совсем иным, светом, за которым они пошли, чтобы спасти этот мир, этих людей, считавших Люцифера исчадьем Ада. Людям не расскажешь правды да и нужно ли? Пожалуй, что нет. Люди верят в то, во что им хочется верить, пусть будет так. Этот мир может меняться множество раз, род человеческий - никогда, он может лишь исчезнуть с лица земли раз и навсегда. Однажды так и случится и даже все ангелы Эдема не сумеют этого изменить. Однажды. В мире нет ничего вечного и бесконечного, но при этом у этого мира нет начала, и нет конца, никому не известно когда появилась вечность и когда она завершится, а значит она действительно бесконечно в понимании всех, кто живет в настоящем.
"Победа" - словно с приторной горечью на губах, пылью в глазах, все это неправда, нет никакой победы и нет поражения, жизнь, она просто идет своим чередом, не замечая погибших, смерть не замечает родившихся. Все идет по кругу. Сегодня была война, завтра будет мир, за ним снова война, день будет сменять другой, их по прежнему будет разделять ночь, мир всегда будет поделен на свет и тень, а полутона заметят лишь избранные. И ангел мужества Камаэль, пожалуй, всегда будет среди тех, кто способен видеть свет во тьме и тьму на самом ярком свете. Его клинок, возвращенный в ножны будет покоиться там до поры, пока вновь не придет время обнажить его. Почему-то такие тяжелые сейчас, хоть и сотканные из света крылья опускают его вниз, ангел приседает и касается кончиками пальцев выжженной земли, которая в отличие от людей никогда не забывает ничего. Крупицы силы струятся по ней, будто все павшие сегодня братья стали единым светом и пропитали эту грешную землю, чтобы позже очистить ее и возродить для продолжения жизни. В этой войне не было правых и виноватых, есть погибшие и выжившие, последние обречены нести память в сердцах, они не имеют права забыть, они выжили, чтобы помнить, как все начиналось и начнется вновь.

Победа! Вот она - Тьма, отступает, медленно но верно, возвращая миру пядь за пядью измученную землю и надежду на жизнь. Победа. Вот оно - начало новой истории, той истории, где не будет ангельский распрей, потому что у главных смутьянов выбиты из рук их смертоносные клинки. Победа? Вот он - тает в сером небе невозможно яркий свет, порожденный гибелью Люцифера и десятков собратьев.
Да, победа. Но с привкусом разлагающейся гнилостной плоти, с едкими от соли и сожаления, приносящими лишь боль, но не облегчение, слезами, со словами прощания и просьб о прощении, которые, сколько их не повторяй, не будет ни услышаны, ни приняты, с неподъёмным чувством утраты и горечью прощания навсегда, которой отныне пропитано все: воздух, вода, земля. Как скоро забудут они о павших, как быстро померкнет такая мучительно-яркая сейчас цена одержанной победы?
Людские сердца как губка: как ни сжимай, они расправятся вновь. Ангелы иные. Совершенная память бессмертных существ не даст померкнуть чувствам, не позволит утихнуть боли, но у них есть своё лекарство: долг. Спасительная цель, на пути к которой можно отгородиться от всего, снова и снова заставляя идти себя в перед. Победа над Тьмой - в последние годы они думали только об этом и что теперь, когда эта цель достигнута? Каждый из них знал ответ, чувствуя, чего требует от них долг. А потому ангельское войско, застывшее в небе над городом, начало рассеиваться, подчиняясь неслышимым простым смертным приказам. Перенеслась в Рай Итуриэль, уводя в собой Сихаила, обреченного вечно вспоминать тех, кто погиб по его вине; исчез Уриил, вместе с теми немногими, что так и не согласились смириться со своим поражением и признать совершенные ошибки, готовясь отстаивать свою веру в архангела справедливости; мчались быстрее мысли к своим подопечным ангелы-хранители...
Небесное воинство вновь заступало на свою службу, зная о том, что спасение мира - это не одна выигранная битва, спасение мира - это труд и долг, который закончится лишь тогда, когда оборвется смертельным хрипом выдох последнего живого существа.