Пункт назначения: Чикаго, Forest Green, Иджбрукский гольф-клуб
В ролях: Дейзи Хилл, Раниэль, Авия Белл, Нанна, Бальдр
Мертвая зона - это не мифическая территория из страшных легенд и не мистическая область из кошмарных снов, мертвая зона – это часть лесопарка на севере Чикаго и уютный домик гольф-клуба – место, надежно скрытое от приспешников Сихаила и находящееся под присмотром юных ангелов, не достаточно опытных для того, чтобы идти в открытый бой, но достаточно смелых для того, чтобы встать на защиту временных «жителей» Мёртвой зоны: богов и телепатов-эмпатов, разысканных по всему миру и доставленных в Чикаго лишь с одной целью: люди, с помощью сил древних богов, должны попытаться установить над Всадниками Апокалипсиса эмоциональный контроль, достучавшись до тех крох личностей, что ещё остались в них, для того, чтобы остановить Конец Света.
Бальдр и Нанна, прибывшие в Чикаго среди прочих, встречают в гольф-клубе Дейзи Хилл - фейри, которая станет эмоциональной "зацепкой" для эмпата, работающего со Смертью-Инграмом и Авию Белл – беременную катако, укрывающуюся там по желанию Люцифера от кошмаров, обрушившихся на юг города. Все вместе они становятся подопечными Раниэль и её товарищей, не зная о том, что ангелы получили секретный приказ не выпускать из дома ни богов, ни телепатов до тех пор, пока они не выполнят возложенную на них миссию.

От открывающегося за окном пейзажа Дейзи хотелось выть волком: чистое небо, того прозрачного хрустально-серого оттенка, который бывает только поздней осенью, голые ветви деревьев, едва заметно покачивающиеся в такт слабому ветру, плющ, уже давно потерявший свои листья и теперь укрывающий стену тонкой едва заметной паутиной, гребешки черепицы, неестественно красные в этом царстве серых оттенков -  спокойная, сонная безмятежность увядания. Безмятежность, которую Дейзи не могла простить. Не могла, потому что там, к югу, висела черная завеса Тьмы, потому что ангелы вот-вот должны были начать свою самоубийственную атаку, потому что четыре Всадника готовы были прийти в этот почти до основания разрушенный мир, потому что Инграм...
Стоп! Не сейчас! Потом.
Фейри переступила порог, заходя из коридора в просторную комнату, которая, должно быть, была когда-то главным местом всего гольф-клуба. Светлые стены, мягкий ворс ковра под ногами, удобные кресла, большой камин, в котором и сейчас уютно трещали дрова -  в такой комнате легко можно было представить респектабельных бизнесменов, лениво перебрасывающихся ничего не значащими фразами да потягивающих из широких стаканов тёмно-янтарное виски, но сегодня здесь должна была собраться совсем другая публика: древние боги, телепаты, ангелы и те, кого называли "якорями", те, кто, как они все надеялись, могли помочь "достучаться" до Всадников.
Четыре Всадника, четыре "якоря", столько же эмпатов и богов. Четыре на четыре. Четвёрка - несчастливое число. Четыре - число смерти. Смерти... - Дейзи встряхнула головой и окинула взглядом небольшую группу, разместившуюся у окна. За прошедшие дни тренировок в их маленькой компании уже успел появиться свой свод правил и одно из них, едва ли не самое важное, гласило: «Неважно кто ты и откуда». Да и правда, какой смысл был выпытывать у кого-то реальные фамилии и факты, когда целый мир вот-вот окажется за гранью небытия?  Поэтому Дейзи знала далеко не всех. Кем, например, был статный седовласый джентльмен, что работал в связке с рыжеволосой девушкой-телепатом и богиней Кали? Чем он был так важен для Голода, что стал его «якорем»? Или  чем так был особенен темноволосый мужчина, стоявший рядом с арабом-эмпатом и высматривающий Нанну – третье звено их цепочки, что должна будет дотянуться до Войны? И, в конце концов, чем была так примечательна высокая красивая гордячка, воротившая нос от Видара и седовласого старика, доставшихся ей в команду, работающую с Мором? Фейри не знала ответа, да и это было не важно. Главное, что все они дали своё согласие. Главное, что все они готовы были рискнуть своими жизнями, ради спасения мира.
И его…
- Дейзи! – девушка глянула на парня в черном деловом костюме, подошедшего к ней и вымученно улыбнулась:
- Привет, Оливер.
- Ты как? – Серые глаза за линзами очков в дорогой оправе внимательно изучали фейри.
- Нормально.
Оливер Норбе, преуспевающий тридцатилетний психотерапевт из Лилля. Всегда спокойный, собранный и доброжелательный, один из тех немногих, с кем Дейзи успела хорошо познакомиться за эти дни. Иначе и быть не могло, ведь им предстояло работать вместе. Каждый раз, когда фейри смотрела на этого мягко улыбающегося француза, она ловила себя на мысли, что играет нечестно – ей, в сравнении с другим, достался лучший расклад. Психотерапевт-эмпат – разве могло сложиться удачней? Невероятно терпеливый и тактичный, он сумел разговорить её уже на второй день их тренировок и Дейзи, неожиданно для самой себя, порой выкладывала ему такое, о чем раньше и думать не думала.
- Нормально? Не сказал бы. Снова плохо спала?
Фейри пожала плечами. Ответ был очевиден. Она уже давно и не мечтала о нормальном сне. Ей, фейри, тонко чувствующей корчащийся в жуткой муке погибающей мир, приходилось несладко: заметно похудевшая, осунувшаяся, бледная, с глубокими тенями под глазами она терпела молча, понимая, что иного выхода нет и только в по-прежнему ярко зелёных, цвета молодой листвы глазах, можно было заметить  всю ту боль, что она держала внутри себя. Боль, вперемешку с диким страхом, связанным с целым ворохом имен тех, кто был её дорог, тех, кого она сегодня могла потерять.
Инграм… - Дейзи резко втянула в себя воздух, с силой сжала кулаки, гася приступ мгновенной паники и опустилась в большое кресло,
Оливер сочувственно качнул головой.
- Где Бальдр и Авия?
- Бальдр где-то тут, а Авия сейчас придёт. – На губах фейри промелькнула тень лёгкой улыбки. Катако, носящая под сердцем новую жизнь, стала для Дейзи маленькой отдушиной в мире, наполненном теперь только смертью и Оливер был осведомлен об этом не хуже самой фейри. – Но я не хочу, чтобы она была здесь, когда… - Дейзи запнулась и невольно впилась пальцами в подлокотник кресла.
- Конечно. Я полностью поддерживаю. Думаю, и остальные согласятся. – Эмпат оглянулся и, заметив стоявшую совсем рядом с ним белокурую девушку, тронул её за локоть. – Раниэль, если не ошибаюсь? Надеюсь, в комнате не будет посторонних, когда мы начнем?

Если бы гольф-клуб работал в прежнем режиме, то в последние несколько дней многие его посетители часто видели бы молодую девушку, сидевшую в одиночестве на скамейке у подножия старого раскидистого дуба, расположенного у самого края одного из полей. Наверняка многие бы обратили внимание на то, что юная леди совсем легко, явно не по погоде одета, да и вообще было бы совершенно непонятно, что она здесь делает, а потому немало людей посчитали бы своим долгом подойти к ней и лично выяснить, что происходит. Но сейчас здесь никого не было, и Раниэль, часто приходившая на свое излюбленное место, чтобы немного побыть в одиночестве, могла совершенно спокойно сидеть на скамье и смотреть, как по небу плывут белые облака, а с дубовых веток облетают последние пожелтевшие листочки. Она очень ценила эти блаженные минуты покоя, на время отключаясь от переживаний и тревог и словно заряжаясь энергией, которая вот-вот понадобится ей, когда вся их компания соберется для финального рывка. Все те, кто был собран по всему миру и сейчас находился в здании клуба, были очень важны – они служили той ниточкой, на которой, возможно, еще держался стремительно скатывающийся в хаос мир людей, от них зависело очень многое, если вообще не все. Боги, люди, фейри и катако – все были задействованы, вот только, к большому сожалению Раниэль, ей и ее собратьям была отведена куда менее значимая роль простых наблюдателей. Впрочем, самое главное действо еще впереди, и тогда небесные жители, возможно, все же получат возможность внести более весомый вклад в происходящее. Кто сможет вернуть веру в себя тому, кто вдруг решит, что у него ничего не получится и легче отступить, чем сделать шаг вперед? Кто сумеет поднять с колен, когда будет очень плохо? Кто сумеет исцелить, когда будет нестерпимо больно? Они, ангелы.
- Ран, уже почти все собрались, – мягко коснулся ее сознания голос одного из братьев, находившихся в доме, мысленно призывая ангелессу.
Раниэль улыбнулась – ей приятно было снова оказаться в кругу своих собратьев, снова почувствовать эту дружественную атмосферу, поддержку и любовь. Присутствие других ангелов сейчас было очень кстати, ведь окажись она в одиночестве, то наверняка растерялась бы, но сестры и братья, волею судьбы оказавшиеся рядом, одним своим присутствием вселяли уверенность в своих силах и дарили надежду на то, что все вместе они обязательно справятся.
Вздохнув, ангел поднялась со скамьи, бросила последний взгляд на ставший уже привычным пейзаж и исчезла, чтобы вновь появиться уже в главной комнате клуба, где собрались все действующие лица. Синие глаза ангелессы внимательно оглядывали собравшихся, пока Ран прислушивалась к своим ощущениям. Кажется, пока все было в норме, хотя все же напряжение определенно присутствовало, как, впрочем, и некоторая обреченность. Что ж, их можно понять.
Взгляд выхватывает из общей массы хорошо знакомое лицо Дейзи. Фейри выглядит измученной, и ангелу хорошо известно, что ее одолевают не только опасения за людской род. И если в другое время Раниэль обязательно попыталась бы хоть как-то облегчить ту боль, которая читалась в глазах фейри, то сейчас ей приходилось буквально заставлять себя держаться подальше. Душа – слишком хрупкая конструкция, и как знать, к чему может привести вмешательство Раниэль. Может, именно отчаяние и страх помогут Дейзи достучаться до Инграма и хоть что-то изменить в лучшую сторону, а потому Ран заставляет себя отвернуться, только бы не видеть измученную фэйри и не чувствовать себя предателем. Но отвлечься надолго не получается – человек, работающий с Дейзи, трогает ангела за локоть, привлекая ее внимание. Посторонние? – недоумевает Ран, глядя на мужчину. - О чем это он? Ах да, Авия…
- Здесь нет посторонних, Оливер, – мягко отвечает Ран. - Если Авия захочет сюда придти, чтобы поприсутствовать, то это будет ее решение. – Она ободряюще улыбается собеседнику. - Я уверена, что она вам не помешает. – Затем, бросив взгляд на Дейзи, которая, насколько Ран было известно, дружна с Авией, добавила: -А возможно, ее присутствие даже окажется полезным, так что… – Она снова улыбается и пожимает плечами, ясно давая понять, что присутствие Авии больше не обсуждается.

- Надеюсь, что полезным.
Авия входила в комнату медленно, спиной вперед, осторожно перекатывая через порог столик на колесиках. Оба его яруса были уставлены разномастными чашками и стаканими, а самый центр венчала тарелка с бутербродами и вазочка с печеньем. Проходя мимо, девушка благодарно улыбнулась Раниэль.
Никто, за исключением катако, не вспоминал о том, что кроме бесконечных тренировок еще необходимо есть и пить. Ангелы были заняты своими делами, боги не особо страдали из-за отсутствия пищи, а уставшие и изможденные подготовкой люди просто забывали про голод. Другое дело Авия. Она маялась от безделья и ненужности. Ее пристроили к команде, занимающейся спасением мира, просто так, без надобности, просто потому, что Люцифер посчитал это место самым безопасным. Никто бы не обвинил девушку в том, что она отсиживается, пока другие рискуют жизнью, никто не потребовал бы от нее подвигов и самопожертвования, зная, что под сердцем Авия носит ребенка, но она мучилась, испытывала угрызения совести и старалась сделать максимум из того, что позволяло положение. Сделать хоть что-то для тех, рядом с кем ей довелось встретить Конец Света .
- Дейзи, твое какао, - вот кого ей действительно хотелось, пусть так немного, но порадовать, катако подхватила со столика большую белую кружку и передала фейри, ненадолго встретившись с той взглядом. В зеленых глазах она видела отражение своего собственного страха, душащего, сжимающего внутренности, не дающего спать по ночам. Авия тяжело вздохнула, выпрямилась, провела ладонью по уже округлившмуся животу, спрятанному под свободной светлой туникой, закусила губу и перевела взгляд на батарею разномастных чашек, - Оливер, кофе... Грир, чай с ромашкой.
Рыжеволосая девушка радостно подскочила, чмокнула Авию в щеку, забрала чашку вместе с внушительной горстью печенья и уселась на подоконник. Оливер поблагодарил и разместился в кресле напротив фейри.
За дни, проведенные в этой компании, катако успела запомнить предпочтения почти каждого. Например, узнала, что "якорь" Войны, высокий темноволосый и немного загадочный Джон, предпочитает простую воду, а месье Брюне, "якорь" Голода и старичок-эмпат Павел не прочь пропустить по рюмочке чего покрепче.
Еще по прибытии, когда ангелы сновали из стороны в сторону, сплетая защиту, а остальные обустраивались в их временном прибежище, Авия отыскала кухню, в которой некогда готовили изысканные блюда для гостей клуба, и к большой радости обнаружила почти польные холодильник и кладовую. Многие продукты, правда, пришлось выбросить, но оставались и те, что хранить можно было долго. Голодная смерть компании не грозила.
- Разбирайте чашки, - Авия обернулась, отыскала взглядом Нанну и кивнула ей, положив руку на живот. Богиня внушала ей уверенность в том, что с малышом будет все в порядке. А сейчас было так необходимо вцепиться хоть в какую-то уверенность.

-Что вы, это совсем не трудно, - девушка вертела в руках листок дуба, который то становился желтым и подгнившим, то становился сочным и зеленым, наполненным жизнью, - Это все лишь один листик. Вот для дерева бы потребовалось больше сил. Ну и тем более на целый парк.
Нанна мягко улыбнулась своим собеседника, который уже не так заворожённо наблюдали за её просто манипуляцией. Богиня была очень осторожно, бережной и терпеливой к своим компаньонам по этому делу, хотя впрочем, она была всегда такая. Но здесь было все немного тоньше и запутаннее , поэтому ей приходилось быть ювелирной в своих словах, что бы не задеть мужчин. Особенно было нелегко с арабом. Мусульманская вера оставляла свои отпечаток на мировосприятии человека, поэтому вначале мужчина был очень недоверчив и опасался даже так называемых древних богов. Но к счастью, в его связку попала добродушная и очень мягкая Нанна, которая смогла предельно мягко и плавно раскрыть арабу черты их сущности. Конечно, важную роль её сыграло то, что он хоть и был глубоко верующим человеком, он был так же эмпатом, а следовательно мог воспринять лучше такую новинку, чем просто человек.
-Нашей планете очень повезло, что среди этого хаоса есть Вы, Нанна. Вы с супругом сможете помочь этому миру восстановится, - негромко сказал мужчина, улыбаясь богине в ответ.
-Хотелось бы в это верить. Но видеть мир таким, не выносимая мука.
В этот момент в помещение зашла Авия и Нанна буквально переменилась в лице. Она и так, не смотря на все что творилось за окном, старалась быть открытой и искренней, но стоило в их компании появится этой чудесно девушке-катако, богиня расцветала, как цветок по весне. Но первый и молниеносный порыв, подбежать к Авии и отобрать столик на колесиках, Нанна смогла побороть. К тому же ей на глаза попалась измучанная Дейзи, появление которой богиня не заметила в пылу беседы с мужчинами. Её вид и состояние больно резали богине сердце, потому что она понимала её боль и страдания, но, увы, помочь нечем не могла. Разве что поддержать.
-Джентльмены, прошу меня простить.
Легко тронув второго своего компаньона за плечо, рыжеволосая богиня ловко обошла их и направилась в сторону Авии, Дейзи и Оливера. Листок, который сейчас был зеленым, легко задрожал между её пальцев, а глаза сверкнули зелеными огоньками. Прожилки на листке неспешно стали менять цвет, уплотняться и утолщаться, а зелень с такой же скорость стала выцветать, становясь белой. И к тому моменту, как Нанна подошла к креслу, в котором сидела фейри, в руке вместо дубового листка оказалась душистая веточка белой сирени. Девушка присела сбоку кресла и осторожно протянула цветок Дейзи.
-Я не могу помочь тебе сейчас, но надеюсь, ты хотя бы насладишься запахом и хоть немного станет легче.
Она легко провела рукой по светлым волосам, когда встала. Уже сейчас руки богини излучали какое-то странное тепло, не свойственное не огню, не человеческому телу, не ангелам. Это было что-то свойственное лишь Нанне, будто тепло материнской заботы, будто лучи любви к своему ребенку. И когда девушка подошла к Авии и бережно коснулась её округлившегося живота, тепло буквально струилось из её пальцев.
-Я так рада тебя видеть. Вы хорошо спали? Малыш не тревожился?
Нанна мягко улыбнулась, не отрываясь, смотря на лицо катако. Если богиня вселяла в девушку уверенность, то для самой Нанны Авия стала как донор. Но не в такой связке, как донор-вампир, а как сосуд бесконечного заряда из которого богиня не смела брать ничего лишнего, но оно само вливалось с неё через кожу. Рыжеволосая богиня не была провидицей или гадалкой, но она точно видела и чувствовала, что мальчик, которого родит эта дева, станет оплотом новой жизни после того хаоса, что устроили на земле.

Один взгляд за окно уже мог поселить в душе боль, мир вокруг увядал, природа увядала столь стремительно и дело теперь уже было не только в поздней осени. И тем не менее, вопреки этому, удержать Бальдра на одном месте не могли ничто, большую часть времени он проводил вне стен дома, не имея возможности выбираться куда-либо, он бродил вблизи полей для гольфа, а благо они были достаточно обширны, чтобы вечно юного бога все эти дни видели редко. Сила, что долгие века спала в нем, совсем скоро будет нужна во всей своей мощи, а значит ее нужно было пробудить. Для этого Балу использовал силы природы, которая после долгой зимы по весне набирала свою силу, именно так должен был "расцвести" и он. Бродя в одиночестве по простору полей для гольфа, он слушал ветер, слушал как "говорят" деревья, внимал шепоту падающих с них листьев и уже прохладной земле. Припадая ладонями к земле, Бальдр словно слышал снова, как что-то нашептывает ему мать, как много веков назад, когда он еще не покинул родной мир, чтобы более не вернуться в него. Все материнские советы сейчас оживали и помогали вечно юному богу достучаться до своих же сил, что оказывается, спали очень крепко, все это время он старался на славу, чтобы усыпить их.
Умеющий найти общий язык с людьми в силу выбранной земной профессии и по характеру будучи светлым и открытым для все, Бальдр сейчас закрывался, но делалось это по большей части исключительно для того, чтобы взять под контроль свою древнюю силу, дарованную от рождения, когда она, наконец, пробудится полностью. Но все же при своей закрытости он не отстранялся и не чурался общения с теми, кто был эти несколько дней в одном доме с ним. Особое опасение вызывала Дейзи, казалось, она увядала вместе с природой, а он, будучи тем, кто ее оберегает, не в силах был чем-либо ей помочь, кроме как добрым словом и внутренним светом, обладающим от рождения. Однако, несмотря на то, что тревожила сердце бога именно фейри, он как никто видел в ней силы, скрывающиеся за усталостью и порой даже, некоторой обреченностью, силы встать и бороться, важнее всего было, чтобы и сама Дейзи сумела их в себе почувствовать.
Очередной порыв холодного ветра сорвал с дерева еще несколько сухих листьев, один из которых пролетел совсем близко, мазнув бога по лицу и этим заставив, наконец, открыть глаза и вернуться в реальность. И это почему-то напомнило ему про Локи, где сейчас бродил рыжий бог обмана Бальдр не знал, но знал четко, что рано или поздно друг снова явит свою персону именно в тот момент, когда он меньше всего будет этого ожидать. Эти мысли вызывали улыбку и напоминали о том, чему Локи успел научить его, многое совсем скоро могло пригодиться. Юноша сел ровнее, спиной отрываясь от массивного ствола старого дуба и глядя вверх, на затянутое темными облаками небо. Очередной наплыв мыслей был остановлен, Бальдр несколько раз тряхнул головой и решительно поднялся на ноги, подхватил стоявшие рядом кроссовки и босиком направился обратно к домику, где собрались сейчас все те, кто в обычной жизни вряд ли бы даже где-то могли пересечься, разве что волей случая. Уже подойдя к самому крыльцу, юный бог все-таки снова обулся, чтобы лишний раз не вызывать каких-либо вопросов и удивления со стороны людей, наверняка не понимающих "чудачества" Бальдра.
Тихо войдя в дом, юноша немедленно прошел к остальным, обозначив свое присутствие коротким пожеланием.
- Доброго всем дня. - он легко, но при этом как обычно лучезарно улыбнулся, загадка, откуда в нем сохранялось столько света и позитива даже в такие времена как сейчас. Сам же Бальдр всем и каждому не кричал о своем маленьком секрете, о нем знал только очень узкий круг, так же как и о том, что за этой совершенно искренней улыбкой скрывалась абсолютная серьезность, собранность и почти полная готовность. От юноши все сильнее струилась сила, неведомая для остальных ранее, разве что Нанна, знающая Бальдра с тех далеких времен, могла помнить какой же на самом деле силой обладает ее супруг и ощущать сейчас, как стремительно она растет, просыпаясь. Легкие шаги и он оказался рядом с богиней, касаясь губами ее щеки, почти невесомым жестом взял ее за руку, но после столь же осторожно отпустил, после чего легко кивнул с улыбкой Авии, цепляясь взглядом за Раниэль и за остальных присутствующих, но заканчивая свой путь рядом с Дейзи, присев на подлокотник кресла, в котором она сидела.
- Надеюсь, потерять меня вы не успели. - он обратился ко всем, но при этом легко положил руку на плечо хрупкой фейри, чуть склонив на бок голову. Между ними был тот самый безмолвный разговор, какой бывает между близкими по духу или по происхождению, из всех здесь присутствующих Бальдр мог говорить без слов только с Дейзи и Нанной, а потому для них ему не требовались какие-либо слова, все что он хотел донести, заботу, сочувствие, уверенность, тепло и многое другое, он доносил через взгляды, касания и просто через струящуюся от него силу.

Дейзи закусила губу и опустила взгляд, уставившись на кружку с какао, концентрируясь изо всех сил на рассматривании затейливого узора, оставленного пенкой на боках большой белой чашки, изо всех сил стараясь не разреветься как распоследняя до одури напуганная малолетка. Разреветься громко, взахлеб, чтоб хотя бы так дать выход отчаянью и боли, засевшим внутри, разреветься, чтобы слезами окончательно расписаться в собственной бесполезности и никчемности. Фейри знала, что она должна держать себя в руках, понимала, что остальным ничем не лучше: ни Авии, обреченной думать о том, что в любую секунду она может потерять Люцифера, ни Бальдру или Нанне, на которых страдание умирающей от Тьмы природы тоже оставило свой болезненный отпечаток, ни Раниэль, на плечи которой взвалили огромную ответственность, ни Оливеру, рискующему жизнью в попытке установить контакт со Всадниками - им всем было тяжело, им всем было плохо и страшно, но, не смотря на это, они находили в себе силы, чтобы поддержать её - жалкую, бестолковую фейри, негодную даже для того, чтобы принудить Авию убраться подальше из комнаты.
Дейзи перевела взгляд на веточку белой сирени, подаренную Нанной. Искусно выполненная иллюзия. Вот чем они все здесь занимались - творили иллюзию нормальной жизни: кофе и закуски для гостей, спокойные, почти светские разговоры, не хватало, пожалуй, только легкой, ненавязчивой музыки и всё происходящее стало бы неотличимо от приёма в доме какого-нибудь не слишком важного чиновника.
Обман. Вот что мы делаем. Обманываем друг друга, чтобы бы не думать о том, что за этими стенами. Обманываем, чтобы не бояться ещё больше. Хотя, куда уж больше. Вот только я так не могу! Не могу я! Как они не понимают?! Как они могут?! Мы - тут, а  там - умираю люди, там - настоящая война, там  - Ингарм! - Дейзи сжала кружку так, что побелели пальцы, поморщилась, ощутив, как жжётся какао через керамические белые бока и поставила кружку на низкий журнальный столик, так и не притронувшись к напитку.
- Ребята, кажется, нам пора на изготовку. - Огненно-рыжая Грир, глянув на настенные часы, обвела взглядом всех присутствующих. - Время поджимает.
Дейзи с ненавистью посмотрела на ни в чём неповинную девушку, которая, сама того не зная, заставила только что сердце фейри болезненно сжаться.
Время было для Дейзи врагом. Растянутое, медленное, оно вынуждало тонуть её в пропитанном отчаяньем безизвестности ожидании, но ещё хуже этой медлительной пытки было понимание того, что как только экстрасенсы примутся за дело - это будет значить лишь одно - где-то там, за несколько километров, на другом конце города перестанет существовать Инграм, уступив место Смерти. Фейри понимала, что его ждет, она расспросила всех и каждого, кто хоть что-то мог сказать ей о перевоплощении Всадников и теперь точно знала, что должен был чувствовал когда-то Одиссей, находясь между Сцилой и Харибдой: мучительное ожидание и пугающая утрата - вот её чудовища, мимо которых ни за что не удастся проплыть уцелев всем.
Дейзи, по-прежнему не отрывая глаз от веточки сирени, слышала, как по-деловому засуетились присутствующие в комнате, как заскрипели пододвигаемые кресла и их пружины, прогибаясь под весом тел. Все садились по трое - экстрасенс, бог, "якорь" - маленькие группки камикадзе, готовых попытаться противостоять древней мощи.
- Дейзи...
Фейри вздрогнула, зная, чего ждет от неё Оливер. Она подняла руки к шее, поддела большими пальцами спрятанную под воротником глухого черного гольфа тонкую серебряную цепочку и вытянула её наружу: две хрустальные капли, одно черное перо. И тут, далеким отголоском чужой мысли донеслось слышимое только ей, тихое "я люблю тебя, Стрекоза"... Дейзи дернулась, всхлипнула, сжимая цепочку, глядя на иссиня-черное перо ангела, который где-то там корчился сейчас от боли, превращаясь во что-то новое, ужасающее, в то, что забирало у фейри часть ей самой.
- Дейзи, пожалуйста, - Оливер, перешел на немецкий, не тот сильный и чистый немецкий, который можно услышать во Франкфурте или Гамбурге, а на более изящного и звонкого его собрата, щедро приправленного голландскими словами -  немецкий на котором говорят в Бельгии. Немецкий, на котором когда-то давно, больше полувека назад говорил со школьницей-фейри один художник-ангел, - дай мне перо.
Пальцы фейри разжались.

В комнате было тихо не смотря на то, что в ней находилось почти два десятка человек. Впрочем, принять всех присутствующих за людей мог бы только тот, кто не обладал и самой малой толикой сверхъестественного чутья. Замершие в своих креслах, взявшиеся за руки тройки, казались то ли спящими, то ли затеявшими какую-то детскую игру, где проигрывает тот, кто шевельнётся первым. Впечатление было бы полным, если бы не испарина, проступавшая на лбах, если не закушенные губы, дрожащие руки и не вздувшиеся от напряжения вены. Те, кто сидели в креслах, творили невозможное - подпитываемые силами природы, что транслировались через богов, окунувшиеся в самые болезненные воспоминания "якорей", на пределе возможностей экстрасенсов, они пытались достучаться до Всадников, чтобы остановить гибель всего мира.
По морщинистой щеке Брюне, ещё волне крепкого старика, который сжимал в своих руках тонкую изящную ручку Кали и всю покрытую веснушками пятерню Грир, покатилась слеза. Ему сказали вспоминать и он вспоминал. Вспоминал о Поле - своём внуке, не родном, приёмном сыне дочери, но которого любил так, как, порой, не любят и родных. Он был ему не дедом - отцом и целый сонм воспоминаний теперь кружил в его голове, растравливая и без того израненное сердце. Израненное понимаем того, что его внук, его умница Поль, его гениальный мальчик - Голод, один из четырёх Всадников Апокалипсиса. Как такое могло случиться? И была ли в этом чья-то вина? Вот Поль, лет пяти, не больше, машет ему из окна детского сада, зажав в руке лист с неуклюже нарисованными на нём аляпистыми цветами и, выбегая ему навстречу, радостно кричит о том, что сегодня он выучил целое стихотворение про подснежник, вот ему уже шестнадцать и он спит, уснув, как был, сидя за столом - перетаскивать в кровать уснувшего подростка - задача не из легких, но любящие руки справляются и с этим; вон он лежит на больничной койке, ничего серьёзного - банальный аппендицит, сколько же ему тогда было? Восемнадцать? Двадцать?
Поль, как же всё это случилось? Почему ты? Почему мы? Вернись ко мне, Поль. Вернись...
И чужая мысль, отчаянная, жгучая, от переполнявшей её любви и горя несется вперед по невидимому каналу, подгоняемая рыжеволосым экстрасенсом, несется стрелой к своей цели - к жуткой костлявой фигуре на призрачном коне. Удар. Стрел попадает в цель. Фигура, словно и правда раненная, покачнулась, взывала и, обнаружив источник боли, послала ответ, который приняли почти мгновенно. Громко вскрикнула Кали, широко распахнулись глаза старика, из горла Грир хлынула кровь.
- Нет! - Рыжеволосая дернулась, отыскивая глазами Раниэль, но в следующую секунду тела всей тройки стали стремительно усыхать, чтобы через несколько мгновений превратиться в пустые костяки, так и не расцепившие своих рук.

Ран бросает полный благодарности взгляд на Грир, напомнившую всем о том, что время не ждет. Она и сама понимала, видела или даже, скорее, чувствовала, что минуты перед решающим рывком уходят в вечность, но никак не могла набраться сил, чтобы разрушить это хрупкое равновесие и вплотную подвести всех к черте, за которой их ждала темная бездна неизвестности. Что будет, когда удастся установить связь с Всадниками? Как они отреагируют на попытку достучаться до тех крох, что еще остались от их истинных личностей? И есть ли эти крохи? Ответов никто не знал, и приходилось действовать вслепую, что больше всего беспокоило Раниэль, не понимавшую, к чему готовиться и как помочь тем, кто взвалил на себя эту тяжелую ношу.
Решение приходит само собой, когда все рассаживаются по трое, берутся за руки и приступают к самому главному. Ран обводит внимательным взглядом собравшихся – напряженные, слегка побелевшие лица, покрытые испариной, вздувшиеся вены, дрожащие руки – всем тяжело, даже богам, черпавшим свою силу от природы, что уж говорить о людях. Раниэль делает несколько шагов и замирает в центре комнаты, а тем временем ее светлая аура мягким покрывалом окутывает почти все помещение. Сейчас она вовсе не стремится избавить людей от неприятных переживаний и мыслей, ведь чем острее эмоции, тем больше шансов достучаться до Всадников. Ей претит подобная расчетливость, но по-другому, увы, просто нельзя, и Ран медленно, но верно продолжает накачивать своей светлой энергетикой окружающее пространство. Она не позволяет окружающим почувствовать обычное в таких случаях умиротворение и покой, вместо этого ангел дает им уверенность в своих силах и надежду. Они справятся, обязательно справятся, иначе просто и быть не может.
Некоторое время проходит в абсолютной тишине, после чего вдруг что-то неуловимо меняется. Ран, закрыв глаза, пытается понять, что же происходит. Может, это и есть то, чего они добивались? Спустя мгновение ее светлая аура рвется в клочья, словно туманная дымка под натиском урагана, когда приходит ответ от Всадника. Ангел распахивает глаза, резко поворачивается в сторону группы, сумевшей достучаться до Голода, и ловит полный ужаса взгляд Грир. Побледневшее лицо женщины, изо рта которой течет струйкой кровь, впечатывается в сознание, а тем временем Ран перемещается к группе.
- Грир! – выдыхает ангел, но уже слишком поздно, и ладонь Раниэль касается не обычной теплой руки женщины, а иссохшего прямо у нее на глазах скелета.
В полном молчании Ран обводит потрясенным взглядом то, что осталось от целой группы, чувствуя, как ее душа, охваченная скорбью, корчится от боли. Воинственная и одновременно уточненная Кали, жизнерадостная хохотушка Грир, спокойный и уравновешенный Брюне… Они попытались спасти мир, а в результате их настигла ужасная смерть, и она, Раниэль, ничем не смогла им помочь, будучи совершенно бессильной перед древним злом, нашедшим свое воплощение во Всадниках.
На глаза наворачиваются слезы, и несколько соленых капель срывается с ресниц, когда ангел медленно выпрямляется и окидывает взглядом всех остальных. Она не сомневается в том, что произошедшее не осталось без внимания, и хорошо понимает, о чем сейчас они задумываются. Быть готовым умереть и столкнуться со смертью лицом к лицу – это разные вещи, и вполне вероятно, что все те, кто согласился поучаствовать в установлении контроля над Всадниками, сейчас увидели свою миссию в совершенно ином свете. Ран вспоминает приказ, полученный ангелами, и понимает, что сейчас, пожалуй, тот самый переломный момент, о котором им говорили, ведь останки группы, сумевшей связаться с Всадником, весьма красноречиво описывают то, что может произойти дальше, а заодно и довольно прозрачно намекают на то, что ангелы отнюдь не всесильны.
- Я догадываюсь, о чем вы сейчас думаете, – медленно произносит Ран, несколько раз моргнув, чтобы прогнать слезы. - О том, что нужно бросить все и уйти, но прежде чем вы примете окончательное решение, я прошу вас вспомнить о том, что если вы так поступите, то подобная участь ждет всех живущих на Земле. Понимаете? Всех. – Раниэль замолкает, давая возможность всем присутствующим обдумать ее слова. Разумеется, можно их всех просто поставить перед фактом, что они никуда не уйдут отсюда до тех пор, пока не выполнят свою миссию, но ангел предпочитает все же потратить несколько драгоценных минут, чтобы воззвать к милосердию тех, на кого возложены такие большие надежды. - К сожалению, мы не можем гарантировать вам безопасность, но сейчас, ценой трех жизней, мы знаем, чего ожидать, и все же попытаемся вас защитить. Только прошу вас, не отступайте, дайте людям шанс на спасение.
Ран замолкает, выжидательно глядя на собравшихся и надеясь, что им все же хватит мужества, чтобы остаться и продолжить, невзирая не на что, хотя выбор – это лишь иллюзия, потому как другие ангелы, привлеченные всплеском темной энергии Всадника, уже оцепили здание клуба.

Пол больно ударил по коленям, когда Авия, сама того не осознавая, упала перед тройкой, связанной с Голодом. Кажется, она что-то кричала, пока бежала к ним - горло саднило. Ошарашенная, девушка не сразу осознала, что сжимает пальцами не плечо из плоти и крови, а сухую кость скелета. Осознав, она отдернула руку, отшатнулась, широко распахнутыми глазами оглядывая то, что осталось от людей, которые еще несколько минут назад жили, дышали и разговаривали. Больше не было Грир, веселого рыжего солнышка, которую катако успела полюбить чуть ли не в первые минуты общения. Не было мудрого месье Брюне, который так интересно рассказывал самые скучные факты, он так напоминал Авии ее собственного дедушку, с которым связь оборвалась после сильной ссоры. Исчезла богиня Кали, красивая и женственная, вызывающая восхищение. Всех троих сожрал Апокалипсис.
Авия медленно подняла голову, нашла взглядом лицо Раниэль, стараясь осознать то, что говорит ангел, и быстро обернулась, чтобы увидеть оставшиеся три команды, чтобы удостовериться, что с ними все в порядке, что они не бегут в панике, забыв о своей миссии. Глаза якоря Мора, темноволосой девушки с брезгливым изгибом губ, существа явно демонического происхождения, судорожно забегали, рука опасно напряглась, стараясь вырваться из хватки старика-эмпата.
- Не надо! - произнес тот с акцентом, не открывая глаз, сконцентрированный и сосредоточенный. Его пальцы, в которых висел зеленый флакон на серебряной цепочке, крепче впились в ладонь девушки.
- Не паниковать, - подал голос Видар, пронзая брюнетку взглядом, - наша связь пока стабильна, нельзя позволить ей колебаться. Я добавлю мощности, а ты сядь на место.
- Все мы знали, что без потерь не обойдется, - сухо и отрезвляющие бросил Джон, якорь Войны. Взгляд Авии скользнул по его лицу, отметил холодный стальной блеск в глазах, судорожно сжатые челюсти, потом переместился к лицу эмпата, араба по имени Маджит. Из носа смуглокожего мужчины капала кровь, страшно, крупными яркими каплями растекалась по белой рубашке. Катако с трудом поднялась на ноги, взяла салфетку и дрожащей рукой промокнула губы и подбородок Маджита. Закрытые веки эмпата чуть дрогнули в знак благодарности.
А Авия уже не могла заставить себя обернуться, посмотреть на сцепленных в единое целое Дейзи, Оливера и Бальдра, на замершую совсем рядом Нанну. Увидеть на их лицах смертельную бледность или кровь, стекающую на грудь. Понять, что у них тоже что-то пошло не так. Девушка глубоко вздохнула и прижала ладонь к животу, малыш тоже беспокоился, тоже чувствовал опасность.
Авия поймала салфеткой новую алую каплю.

Шаг за грань всегда подразумевает то, что за тобой закрывается дверь, ведущая обратно и в нее уже не войти, остается лишь идти вперед, в ту неизвестность, которая ждет там, за гранью. Бальдр знал, на что он идет, когда соглашалась оказать любую помощь для спасения этого мира, он вместе с супругой мог и, наверное, должен был остаться в стороне и дождаться, пока придет его время действовать, он же принял решение идти наперекор судьбе и получил от Нанны поддержку. Сейчас было бы глупо винить себя в том, что позволил этому случиться, боги, а тем более, ушедшие в прошлое боги, не должны вмешиваться в судьбу человечества, они могут помогать отдельным людям, тихо и незаметно для всего мира, но не так, как пытаются сделать сейчас. Только сейчас это уже не имеет абсолютно никакого значения, во-первых, потому что уйти отсюда им все равно не дадут, там снаружи ангелы, которые хоть и остаются невидимыми, все же не скрывают своего присутствия. Во-вторых, Балу был не из тех, кто изменил свое решение, даже когда перед лицом становится смертельная опасность, даже когда на его глазах гибнут люди, а он ничего не может с этим сделать, потому что это не в его власти. Силы Всадников - величайшие силы и даже боги не могут встать на одну ступень с ними, во всяком случае, теперь, когда их время уж давно ушло.
Бальдр успевает только дернуться, когда в его глазах, точно в зеркале, отражает происходящее: те, что только что были живыми и излучали силу, в один миг превратились в то, в чем невозможно узнать таких разных, при жизни, людей. И от силы их не осталось ничего, после короткого всплеска все стихло и вечно юный бог ощутил невероятную, душащую пустоту. В его душе, где несколько мгновений назад все еще были заливные луга, сейчас осталась лишь выжженная пустыня. Ком в горле мешает говорить, дышать, глотать, во рту пересохло, словно в знойный день, язык и губы не слушались, но слова все равно были не нужны, бесполезны. Балу медленно опустил веки и перед его глазами повторилась та картина. Примерно минуту он стоял молча, не двигаясь, казалось, что из вечно юного бога весны прочь ушла жизнь и вся его сила, но она концентрировалась в нем и позже, когда глаза его снова открылись, а пальцы сжались, дарованная природой сила снова заструилась по его венам, пульсируя в ладонях и кончиках пальцев. Он обернулся, чтобы поймать взгляд Нанны, коротко кивнул и улыбнулся ей взглядом, кристальным как горный ручей, а после повернулся обратно, окинув взглядом всех присутствующих.
- Давайте смотреть правде в глаза, даже если мы пожелаем уйти отсюда, мы не сможем этого сделать. И пришли мы сюда не для того, чтобы сбежать, а чтобы идти до конца. - Балу чуть сильнее сжал пальцы, еще более ощутимо чувствуя кольцо на безымянном пальце - совсем недавно он купил пару обручальных колец, маленький подарок перед большой войной.

Боги старой веры не бояться смерти. А смысл бояться того, что уже произошло? В большинстве языческих вероисповеданий были сказания о конце света, после которого боги умирали и оставляли этот мир для людей, что бы те на пепелище старого мира создали свой – независимый – мир. В Скандинавии его называли рагнорек. Всепоглощающий холод и огонь. И этим двум, Нанне и Бальдру, хорошо была известна эта схема, как умирает мир и как это запустить. И то. Сколько братьев, сестре и любимых потеряли они в тот день. Слишком хорошо.
Но сейчас все было по-другому…

Даже небольшая беседа с беременной катако давала такой заряд сил богине, что она чувствовала себя способной нарисовать живой сад размером с небольшой город. Но сейчас эти силы требовалось пустить совсем в иное русло. И даже резкое прерывание этой беседы словами рыжей Григ нечего не испортило. Девушка бережно провела рукой по округлому животу Авии и легко поступью направилась к «своим мужчинам». А по пути Нанна не лишила себя удовольствия, а даже скорее необходимой поддержки, и бегло тронула плечо мужа, который уже был целиком занят Дейзи, которой он был сейчас куда нужнее.
-Приступим? – она добродушно улыбнулась мужчинам, которые ожидали её уже возле кресел.
-Выбора у нас нет, но Ваша улыбка вселяет надежду на успех, - негромко отозвался араб и присел на свое место.
«Якорь» же, перед тем как сесть, осторожно отодвинул кресло и помог девушке сесть удобнее. Напряжение чувствовалось во всем, в жестах, в мимики, а конечно, ощущалось как тяжелая вязкая аура, которую излучал каждый из присутствующих. Уложив руки на ручки кресла, поднятыми ладонями вверх, Нанна пригласила своих партнеров скрепить руки. На тонкие и теплые ладони, из которых струилась материнская забота к каждому существу, даже к уже взрослым мужчинам, легки две руки. Такие разные. С одной стороны сгрубенная рука охотника, который привык жать на курок, а потом спрашивать, который всю свой жизнь занимался уничтожением всего сверхъестественного. А с другой мягкая и теплая рука Маджита, который жил в теплой стране и будто бы воплощал собой то солнце, которое грело восток.
«Все должно получится», - успела подумать девушка и легко коснулась тонкой ниточки золотого кольца, прежде чем их руки крепко сомкнулись, готовясь не расцепляться до конца. До победного конца, как казалось вначале.

По-другому, поскольку богиню обременяла новая надежда. Обретя возлюбленного мужа вновь, дева Скандинавских земель с этим обрела и надежды на то, что все будет так, как было раньше. И если всего пару месяцев назад это казалось им с Бальдром самым большим даром от мироздания, то теперь, лично для Нанны, это стало тяжелым грузом. Грузом что тянул её сердце к страху и неуверенности.
Истошный вопль богини Кали вынудили девушку распахнуть изумрудные глаза и резко повернуть голову на крик. При этом она не размыкала рук, чувствуя крепкие хватки мужчин, которые хоть и тоже всполошились, но были готовы идти дальше не смотря на увиденное. Это придавало хоть какую-то уверенность. Зрелище было жуткое, бьющее точно в цель, в ранимость богов созидания до жизней людей ив сего живого. Нанну тут же заполнило желание метнуться к теряющим за секунды жизнь людям, но она знала что нельзя. Это хорошо ощутил Маджит. Большой мягкий смуглый пальце легко прошелся по тыльной стороне ладони богини, привлекая её внимание и глаза обратно к ним. Когда изумруды глаз Нанны устремились к нему, он негромко сказал, зная, что его услышат даже сквозь шум, суету и чужие слова.
-Мы все знаем, что стоит на кону этой затеи, и мы готовы рисковать, - он измученно, но все же мягко улыбнулся, - Я слышу её. Стоит пробовать дальше.
Такая уверенность не молодого мужчины, который был простым человеком, заставили Нанну даже устыдиться где-то в глубине души за свою слабость, нерешительность и попытки цепляться за личное счастье. Богиня глубоко вдохнула и снова прикрыла глаза. Она уже не слышала Раниэль, да и что могла сказать та, что не знала, что им делать в патовой ситуации. Она не услышала и слов возлюбленного мужа, потому что и так знала, что они оба пойдут до конца. Все что ей нужно было сейчас, это уверенность её партнеров, тонкая ниточка связи с возлюбленным мужем, исходящая чистая сила от беременной катако, которая ни как не лишала её саму сил, и запасы природной силы природы. И это все давало новые силы, которые лились тонкими потоками в араба, придавая ему сил для нового рывка к Войне.
«Война, о с чем я не когда не смерюсь, но с чем мы жили рука об руку. Уж лучше этот всадник, чем Мор али Голод», - понеслось мимолетом в голове Нанны, прежде чем она погрузилась в легкое подобие транса. И в самом деле. Среди Скандинавских богов, конечно, были и такие как Нанна с Бальдром, боги созидания и сотворения. Но основа их пантеона была воинственная, грубая и агрессивная, как и народ, что поклонялся им тысячелетия назад. Викинги и война жили как единое целое. Может поэтому Нанне достался этот всадник.

Жаркий полуденный Фесс, крики торговцев, звон кандалов. Первый взгляд в холодно-голубые глаза темноволосого мужчины, шагнувшего вперед из толпы - нет, не то. Звон оружия, дорогой дворец, непривычно-новое "Стрекоза", осторожное прикосновение к щеке - снова не то. Прочь! Улицы Антверпена, залитые весенним солнцем, ошалелое чириканье воробьёв, выставка картин, шум голосов - ближе. Полумрак мастерской, поцелуи, быстрые, опьяняющие - почти. Ночная набережная, сполохи раскаленных докрасна цепей, смерть, страх - совсем рядом. Серое утро, холод, пустая половина кровати, боль, много боли сведенной к одному. Инграм. Толчками крови по венам - Инграм. Тяжестью в груди - Инграм. Рассыпавшимися в прах мечтами, невысказанными признаниями, горькими слезами - Ингарм. Инграм. Инграм...
Дейзи, болезненно бледная, выглядящая сейчас едва ли старше двенадцати, закрывшая глаза и вцепившаяся в протянутые ей руки, незримо совершала путешествие по собственной памяти, переживая то, о чем не хотела вспоминать, но так было нужно. Об этом просил Оливер всё то время, отведенное им для совместных тренировок. Чем болезненнее воспоминания, чем больше вызывают эмоций - тем легче с ними работать, легче ухватить, проще преобразовать в ту непонятную простому человеку энергию, тонкую, в ту тонкую, но прочную нить, что потянется к Всаднику Апокалипсиса, оплетая его, удерживая от последнего шага и окончательного превращения.Это было необходимо и Дейзи снова и снова просыпалась в октябре шестьдесят восьмого в крошечной спальне маленькой квартирки в доме под номером три дробь один по Бекстрат, билась в наглухо закрытые двери подвала чикагского зоомагазина, мокла под проливным дождём на дороге, ведущей к Милтону, видя, как дождевая вода смывает с её рук ангельскую кровь. Она была в особняке Гонта, смотрела в глаза Азраэля, слышала приказ, обрядившийся в просьбу, чувствовала запах табака оттеняющий солёный запах моря... Она проживала это опять и опять, отсекая всё светлое и доброе, погружаясь в горечь обид, в такую боль и такой страх, которые могут быть порождены лишь любовью.
Ты только останься. Ты только не оступись. Вернись ко мне. Инграм. Инграм. Инграм...
О том, что случилось что-то непоправимо-страшное Дейзи узнала едва ли не самой последней. Чей-то наполненный ужасом крик - фейри распахнула глаза, отыскивая взглядом Авию. Убедившись, что с катако всё в порядке, быстро обвела взглядом комнату и, увидев то, к чему привела разорванная связь с Голодом, вздрогнула, закусив губу.
Ох, нет. Не смогли, не справились, а если... - Взгляд Дейзи метнулся к Оливеру, неподвижно замершему в своём кресле: бисеринки пота на лбу, из носа тянется тонкая струйка крови. - Мы не имеем права! Мы должны! Слышишь!
Рука Бальдра чуть сильнее сжала её руку, успокаивая, показывая, что их связь ещё держится. Чистый голос Раниэль, гасящий панику, призыв Видара, слова Джона - значит, все ещё продолжается, значит, всё ещё есть шанс. Благодарность, вперемежку с виной: она фейри, она должна, просто обязана ценить любую жизнь, жизнь каждого, кто собрался здесь, но где-то там был Всадник Апокалипсиса, что должен был вернуться к ней назад ангелом, которого она любила, а значит, все её долги и все обязанности шли к чертям.
Дейзи закрыла глаза.
Звон набата, рокот толпы, шейх и купец - не то, прочь! Тёмный зал, звуки флейты, багрянец кулис - ближе. Алый шарф, запах растворителя, улыбка цыганки - почти. Тиканье часов, горький аромат трав, белые стены подвала...
Ты только останься. Ты только не оступись. Вернись ко мне. Инграм. Инграм. Инграм...

Война мчалась вперед, обуреваемая лишь одним стремлением, тем единственным, что было для неё важно и что составляло саму её суть - желанием уничтожить. Напиться досыта и кровью и болью, уничтожить всё и вся, сровнять с землей и даже саму эту землю разнести в прах. Но, всё же, среди всего этого было внутри неё ещё что-то, что никак не желало сдаться и исчезнуть, что-то, что было присуще человеку, но не Всаднику. Чужие голоса в голове, тихие, едва слышимые, но настолько назойливые, что от них не удавалось отмахнуться. Странные образы до которых почти не было дела: отражение в зеркале - хрупкая девушка с кукольным личиком и небесной голубизны глазами, залитая светом софитов сцена, металлические сполохи метательных ножей, крепкий седовласый мужчина с властным взглядом. Почему-то именно от последнего образа всё никак не удавалось избавиться.
Джон. Его зовут Джон. - Спокойный, уверенный и так хорошо знакомый голос: "Держись, Флёр. Ты - солдат. Это твой долг"
Остановившись вместе со своими братьями у высокого здания, на вершине которого маячила человеческая фигура, Война нетерпеливо вскинула голову. Ей не было дела ни до того, кто стоял там, ни до той силы, что скрывалась под человеческой оболочкой. Единственное, что было важно - уничтожение, но этот "человек" мог помешать. Слишком много мощи было в нём, мощи, близкой им всем - Четырём Всадникам Апокалипсиса, а, значит, с ней приходилось считаться. Но сила, укрытая в хрупкой людской оболочке и не думала им противостоять.
- Нам нечего делить. Делайте свою работу.
Война, ликуя, бросилась вперед, на содрогающийся в предсмертных судорогах город, бросилась, отдаваясь своему желанию, растворяясь в нём, разрывая ту невидимую нить, что образовывала так ей мешающую связь, приносящую ненужные звуки и образы. Седовласый мужчина с серьёзным взглядом и властным голосом... Последнее, что никак не желало уходить, последнее, что ещё держало и Война, подняв коня на дыбы, с громким криком, от которого содрогнулась земля, ментально нащупав связь, освобождаясь, ударила по ней, вкладывая всю свою мощь, разрывая окончательно и бесповоротно.
И где-то на другом конце города, в одноэтажном доме, в уютной гостиной, вдруг резко запрокинув голову, утробно вскрикнул араб, но в ту же секунду захлебнулся и собственным криком и хлынувшей из горла кровью, вскочил с места Джон и в глазах его не было ничего человеческого - лишь одно стремление, лишь одно желание - желание уничтожить. Он метнулся к Маджиту, обхватил его голову руками, резко дернул в сторону - хрустнула шея и тело араба замертво упало на пол. Джон, мгновенно подхватит лежащий на соседнем столе нож для открывания писем, кинулся к Нанне. Миг - и безделушка, что раньше вспарывала только бумагу, оказалась по рукоять в груди богини, оглушенной ментальным ударом Войны.

Настороженный взгляд ангела скользит по лицам всех присутствующих, но никто из них даже не пытается покинуть комнату, забеспокоилась только девушка, ставшая якорем Мора, однако Видар и третий участник их группы не позволили ей отступить. Ран вздыхает с облегчением, слушая то, что говорят вокруг нее, и едва заметно улыбается, чувствуя, как ее охватывает гордость за эту небольшую группку смельчаков, нашедших в себе силы бросить вызов Апокалипсису.
Но радость ангела долго не длится, так как совсем скоро Ран чувствует, что еще один Всадник, по-видимому, недовольный тем, что кто-то пытается установить с ним связь, яростно разрывает невидимые узы. На этот раз под удар попадает троица Войны, и когда Маджит громко вскрикивает и начинает давиться собственной кровью, Ран оказывается готова к этому – она перемещается за спину к сидящему в кресле человеку и кладет ему ладонь на лоб, успевая его исцелить. Мужчина, сидящий с запрокинутой головой, открывает глаза, смотрит снизу вверх на ангела, и пелена боли, которой подернут его взгляд, постепенно начинает рассеиваться, и она ободряюще ему улыбается. Но Война оказывается куда изобретательнее, чем Ран ожидала, и беда приходит оттуда, откуда ее никто не ждал. Ангел боковым зрением замечает, как на ноги резко вскакивает Джон, но не придает этому значения, и совершенно напрасно. Мужчина почти мгновенно оказывается рядом с эмпатом, хватает его за голову и прямо на глазах у Раниэль ломает ему шею. Только сейчас потрясенная ангелесса понимает, что вовсе не Маджит является самым главным пострадавшим, а именно Джон, открывший свой разум Войне, в который она, кажется, вложила частичку своего желания истребить все живое. И Джон, повинуясь воле Всадника, продолжает сеять смерть, схватив со стола нож и ударив им Нанну. На груди богини начинает расплываться пятно крови, а Джон оборачивается, явно ища глазами следующую жертву.
Поймав взгляд потемневших глаз мужчины, Ран отчетливо понимает, что в нем больше не осталось ничего человеческого. Воля Всадника напрочь выжгла его разум, испепелила все чувства и эмоции и превратила его в своего верного адепта, одержимого лишь одним желанием – нести хаос и смерть. Бесполезно пытаться воззвать к его светлой стороне, ее теперь просто не существует, и ангел с горечью понимает, что может помочь Джону лишь тем, окажет ему последнее милосердие.
Раз. Ангел перемещается к Джону, закрывая собой замершую рядом с арабом Авию.
Два. Ран вытаскивает нож из груди Нанны и со всей своей огромной силой всаживает клинок в грудь Джона.
Три. Раздается треск ломающихся костей, тело Джона по инерции отбрасывает назад, и его сердце, пронзенное ножом, останавливается навсегда.
Ран не видит, как тело человека падает на пол – вместо этого она поворачивается к богине, которую не так уж и просто убить, и заботливо склоняется над ней, касаясь лба Нанны и исцеляя ее. Убедившись, что богиня пришла в себя после удара сначала Войны, а потом и Джона, Раниэль выпрямляется и снова обводит глазами комнату. Они только начали, а уже потеряли шестерых, и если так пойдет и дальше, то совсем скоро устанавливать связь с Всадниками будет просто некому. В комнате появляются несколько ангелов, и Ран мысленно просит собратьев унести отсюда останки несчастных, чья смерть не должна стать напрасной. В скорбной тишине она наблюдает за тем, как уносят тела, затем медленно произносит:
- Осталось два Всадника. Один из них ангел, второй – демоница. – Раниэль поворачивается в сторону двух оставшихся групп и задумчиво смотрит на них. - Нанна, я хочу, чтобы ты присоединилась к ним, – Ангел кивает в сторону тройки, устанавливающей контакт с Мором. - Объедини свои усилия с Видаром и попытайтесь достучаться до Неги. – Сама Ран направляется к Дейзи и ее товарищам. - А я попробую напомнить Инграму, кем он является на самом деле. Он ангел, а не какой-то там Всадник! - фыркает она, по дороге подхватывая стул и усаживаясь между фейри и Бальдром.
Сжав в одной руке ладошку Дейзи, во второй – ладонь Бальдра, и таким образом став частью их замкнутой цепочки, Раниэль произносит, по очереди глядя на всех троих:
- У нас уже не будет другой попытки, так что права на ошибку у нас просто нет. – Она облизывает губы, пересохшие от волнения. - Все или ничего.
Вздохнув, Ран закрывает глаза и сосредотачивается. У Инграма за спиной черные крылья, сотни тысяч прожитых лет и неисчислимое количество человеческих душ, переправленных в Ад, так что с хранительницей, созданной совсем недавно и не перешагнувшей еще даже столетний рубеж, которую он видел всего один раз, да и то в такой обстановке, что вряд ли часто вспоминал об этом, у него не было ничего общего, за исключением одного – они оба были ангелами. Совершенно непохожими, далекими друг от друга, но все-таки ангелами, и именно об этом она должна попытаться ему напомнить, если, конечно, еще не слишком поздно.

Всадникам не нравилось то, что пытались сделать с ними собравшиеся в гостиной гольфклуба, и Всадники отбивались.
Авия едва успела отскочить, когда Джон с почерневшими глазами метнулся к Маджиту, свернул тому шею и занес нож над Нанной. Девушка хотела закричать «остановись!», рвануться к охотнику, схватить за руку, но живот скрутило парализующей болью, и крик застрял в горле. Было поздно, нож вошел в тело Нанны, как лезвие гильотины обрушивается на шею приговоренного – ничего уже не поделать, время не повернуть вспять и рану не излечить. На какой-то миг Авии показалось, что все кончено, что их затея потерпела полный провал. Вот сейчас, еще секунда, и как подкошенный рухнет старик Павел, покроется коростой темноволосая красавица и Видар захлебнется кровью. Еще мгновенье, и покроется смертельной бледностью лицо Оливера, застынет в своем кресле Бальдр и Дейзи, так полюбившаяся Авии Дейзи, то ли младшая, то ли старшая ее сестренка перестанет дышать, убитая тем, кого так любила.
Господи, ты разве не видишь этого? Господи! Почему? Почему ты допускаешь, чтобы это происходило? Почему разрешаешь всем им умирать, почему не остановишь этот ужас? Почему молчишь, когда тебя так отчаянно зовут? – Авия не замечала, как из глаз ее начинают литься слезы. Она молилась, может быть, впервые в жизни. Молилась, не отрывая глаз от напряженных лиц. Дейзи, Бальдр, Оливер, исцеленная Нанна, Павел, Видар, демоница, так и не назвавшая своего имени, присоединившаяся к ним Раниэль. Авия молилась за них и за тех, кто был сейчас далеко и тоже рисковал жизнью. За свою подругу Катарину, за феникса, когда-то помогшую вернуть ее лучшего друга, за самого Габриэля, сражающегося в первых рядах, за зеркальную девочку Джадит, за Бетранкора, бывшего ее защитником, за Агареса, бросившего вызов тьме, за родных, с которыми так давно оборвалась связь. За того, кого любила больше жизни, за отца своего ребенка, - Он так искал тебя! Ты был ему так нужен. Почему ты не ответил даже своему сыну, который пожертвовал ради тебя Светом? Наш мир умирает, твой мир умирает! Даже демоны собрались, чтобы остановить это, а ты? Где ты? Ты все еще существуешь?!
Авию тронули за плечо, она дернулась в сторону, резко оборачиваясь. Один из ангелов, пришедших за телами убитых, обеспокоенно заглянул ей в лицо, аккуратно взял за предплечье и помог подняться.
- Не нужно тебе здесь оставаться. Пойдем, приляжешь, отдохнешь, - ангел потянул ее к двери, но девушка вырвалась.
- Нет! Я останусь, - понимал ли он, какую несет чушь? Прилечь? Отдыхать, пока люди в этой комнате продолжат рисковать жизнью? Пока там снаружи идет сражение? Пока ее Люцифер где-то в гуще боя? Она попятилась от протянутой руки ангела и упала на стул, согнувшись пополам и держась за живот. Сейчас, немного отдышаться… а потом она поднесет Дейзи воды, сотрет кровь с лица Оливера… она найдет, чем быть полезной. Главное только быть здесь.

Когда ты пытаешь установить связь с таким сильным созданием, как Всадник апокалипсиса, внешний мир тускнеет. Тускнеют все ощущения, звук и любые чувства уходят на задний план. Всё твое существо собирается в одной точке. Причем если «якорям» повезло меньше всех, они концентрировались на самих этих жутких созданиях, и не важно кем на самом деле они были для них, то богам было чуть легче. Нанна концентрировалась на «якоре» и экстрасенсе, что были с неё в паре, что бы отдавать им свои силы. Силы. Которые она лишь недавно вернула себе и которые били из неё ключом, и находили свои выход в этих двух людях.
Поэтому, и лишь поэтому, богиня не видела того ужаса, который произошел в её связке. До того жуткого момента, когда Джон уже схватил араба за шею и раздался хруст. Зеленые глаза распахнулись и в них отразилась боль. Не страх, не ужас, а боль. Дева чувствовала каждой клеточкой своего существа, как Маджит в секунду исчез из этого мира. А ещё через мгновение, боль стала острее. Это холодное лезвие ножа, разрезая вязку свитера, кожу, плоть, межрёберную кость и мышцы, вонзилось в неё, стремясь достичь, бешено стучащего сердца.
Богиня успела схватить руки Джона, который совершил это. Они были ледяными, как и взгляд мужчины, с которым успела встретить Нанна, до того как мир начал уплывать. Дева знала, что это не смерть и знала что это лишь слабость оболочки, которая моментально кинула все силы на регенерацию. Ещё какие-то пару мгновений она держала, как могла руку мужчины, но после ослабла во все и разжала руки и откинулась назад, теряя связь с этим миром. Это продлилось совсем не много, от силы несколько секунд, до того как из груди выдернули нож. Но этих мгновений хватило, для свершения ещё одной фатальной ошибки.
Тело пронзила новая, не менее чудовищная боль, от чего богиня резко села хватая губами воздух. Но после первого же вздоха, дева замерла не в силах сделать второй. Перед ней была картина, которая как бомба взорвала её восприятие. Темные глаза Джона, с которых начала спадать пелена безумия, а с ней и искра жизни. И фигурка крылатой твари, которая только что всадила в него нож. Все осыпалось. Все слова, все объяснения, все прочитанные строки, которые богиня решила прочесть, когда попыталась понять, как этот мир устроен и как он стал на грань гибели. «И сказал им отец их, «Это творение моё, возлюбите же их и оберегайте», и дало ему согласие свое его крылатое войско», - это она читала, а это то, что она видела перед собой. Кричать или даже просто говорить у Нанны не было сил и возможности, потому что в голове бился ураган, который не мог найти выход.
Все погрузилось в вату. Звуки, движения, действия. Все происходящее вокруг. Удар, ещё удар. Сердце мало по малу начало биться в привычном темпе, возвещая о том, что рана на груди исчезла, оставляя лишь разрез на свитере, как памятку. Так же к ней неспешно возвращались ощущения мира вокруг, которые как колокольный звон гремели. Этот звон исходил от Авии, а точнее от плода, который чувствовал все происходящее кругом на свое, не понятном не одному из здесь присутствующих уровне. Кроме Нанны. Дева поднялась и неспешно подошла к опавшей на стул катако. Опустившись перед ней на колени, богиня ласково и осторожно помогла ей разогнуться и отвела руку чуть в сторону, но не убрала совсем с округлого живота. Наклонившись к Авии, она прислонилась лбом к животу и легко подула, после чего одними губами зашептала что-то на понятном лишь Бальдру языке их далекой родины. А после боль ушла и малыш перестал переживать, успокаиваясь ещё на какие-то крупицы времени. Нанна хотела так и остаться, как можно ближе к источнику чистого и не порочного, которое было так важно для неё сейчас, но у судьбы свои домыслы на этот счет.
И тут, среди звуков и движений, как гром раздались слова Раниэль. Их Нанна слышала хорошо и четко, не смотря на то, что все ещё находила в смятении, непонимании и растерянности. Но ярость, имеет свойство расставлять все по полочкам, смахивая пыль этих чувств. Богиня молча и медленно поднялась с колен, все ещё находясь спиной к ангелу, но уже не смея коснуться сидящее рядом Авии. Она сделала шаг в сторону, но не к второй связке, а просто сторону.
- Что бы увидеть, как ты убьешь ещё одного человека, даже не попытавшись ему помочь? – голос звучал твердо, но тихо. Нанна повернулась и посмотрела на Раниэль, - Не этого я ждала от светлых созданий, на которых уповают теперь люди жаждущие спасения. Одна жизнь не ценнее жизни миллионов скажешь мне ты? А кто дает вам право выбора, кому жить, а кому нет?
Дева держалась ровно и уверенно. Сила, которой в ней хватало сполна поле пробуждения, мирно покоилась в ней как в сосуде, не смея выплеснуться в этот всплеск ярости. Нанна хорошо владела собой и своими сила, не желая истратить их впустую, например, случайно заставив цветок в горшке стать многовековым деревом с крепким стволом. Но физическое напряжение было на лицо. Она всего лишь немного повернула кольцо на безымянном пальце, так что смогла с силой сжать каменный узор соседним пальцем, так что они пропечатались.

Боги бессмертны - наивно полагают люди, но при этом многие из них хорошо помнят некоторые истории и легенды о смерти погод разного пантеона, одна из таких легенд гласит, что он сам, Бальдр, был убит. И тут уже не столь важно, что все было совсем не так и легенда врет, ведь выдумана она была одним из величайших обманщиков, коего считают убийцей вечно юного бога весны. Важен тот факт, что люди знают, что боги тоже умирают, но продолжают говорить, что они бессмертны. Нет ничего вечного в этом мире, все имеет свое начало и свое завершение, да и сам этот мир, раз был однажды создан, то настанет время, когда он себя изживет и наступит его закат, а на смену придет мир новый. Просто время еще не пришло и Балу как никто иной чувствовал это, потому и бросал все силы на его спасение. Боги бессмертны - говорят люди и знают историю Нанны, ушедшей вслед за любимым. А что же думают обо всем этом сами боги, люди никогда не задумывались, хотя в сущности жизнь бога не такая уж и прочная штука, это не ниточка, которую можно легко оборвать, это крепкий канат, однако на любой канат может найтись свой нож. И то, что произошло, лишний раз доказывает то, что найти такой нож все же не столь легко.
Все случилось очень быстро, суматоха и мелькание, в сознании Бальдра даже не успела четко запечатлеться картинка, он лишь почувствовал, как изнутри резануло, словно самым кончиком острого лезвия. Человеческие жизни так хрупки, отнять их - ничего не стоит, вечно юный бог, дающий жизнь силой самой природы, чувствовал как стремительно утекают силы из еще совсем недавно живого тела. Смерть рано или поздно приходит за всеми и зря наивно полагать, что это старуха в черном с косой, это всего лишь придуманный образ, смерть для каждого своя и каждый человек видит какой-то свой образ, но уже никому не сможет его описать, ведь увидеть лицо смерти - это получить билет в один конец. Балу сильнее сжимает пальцы, когда из Маджита уходят последние крупицы силы. Взгляд бога в последнее мгновение цепляется за вновь метнувшуюся фигуру Джона, а сознание не сразу понимает, что следует дальше. Миг и в груди Нанны торчит нож, алое пятно крови быстро расплывается на ее одежде и юноша на мгновение дергается, непроизвольно ослабляя хватку рук, но все же не расцепляет - самообладание возвращается к нему быстро, хотя во взгляде на несколько мгновений замер страх. Пожалуй, со стороны это выглядело странно, ведь он знал, что богиню не убить такой безделушкой, вот только стоило принять во внимание тот факт, что последние несколько сот лет Бальдра окружали по большей части только люди и за эти долгие года он успел привыкнуть к хрупкости жизней тех, кто его окружал. Он слишком много терял и одна такая потеря все еще была свежа в памяти - юноша с добрыми глазами и немного застенчивой улыбкой, когда-то сомневающийся в своем таланте. И больше всего на свете Балу боялся потерять тех близких, кто у него остался: хрупкую фейри, последнюю из своего рода, вечно шутливого балабола-друга, любимую супругу, которую едва успел снова обрести. Сердце в груди юноши пропустило несколько ударов, прежде чем он окончательно понял, что жизни богини ничто не угрожает, слабела только оболочка, но и для нее помощь пришла быстро. Но прежде - снова внутренний укол, оборвалась еще одна человеческая жизнь, кажется, он даже не дернулся и почти не переменился в лице, даже когда видел, чьи руки отняли эту жизнь. Вот еще одно доказательство того, что смерть для каждого человека выглядит по-своему, для Джона она пришла в облике миловидной девушки-ангела.
Убедившись в том, что Нанна постепенно приходит в норму после удара, Балу снова начал погружаться в поток собственной бушующей силы, но голос супруги буквально выдернул его, заставив обернуться.
- Нанна! Пожалуйста. - его голос звучал не резко, но тверже, чем обычно, когда он обращался к ней. Он не станет оправдывать поступок Раниэль, в конце концов смерть человека останется на ее же совести, но если сам юноша понимал, что смертей, в том числе и подобных, было не избежать и принимал это как должное, пусть и переступая через себя, но едва вернувшаяся к жизни богиня не сумеет разделить мнение мужа. - Не нужно этого сейчас, не место и не время для того, чтобы судить ее и требовать ответа за этот поступок. Ни у кого нет права решать, кому жить, а кому умереть, кроме как у Жизни и Смерти, - юный бог чуть сильнее сжимает руку Раниэль, переводит на нее взгляд, задерживая на несколько мгновений и, чуть кивнув, снова переводит на супругу. - Однако, в такой ситуации, как сейчас, многие из нас берут на себя слишком большой груз и принимают решения, которые не в праве были принимать.
Он знал, что она не уйдет, они вместе пришли и вместе уйдут или не уйдут оба, но всплеск внутри Нанны пытался хоть немного унять. Кольцо на его пальце вдруг стало приятно теплым и таким же теплом залучилось кольцо жены - два звена одной цепи, одно чувство на двоих, одна общая жизнь.
- Верь мне. - легко, словно крыло бабочки, его сознание коснулось сознания ее, прежде чем Бальдр снова сосредоточился на том, зачем они собрались здесь. Если он выживет, то сделает все для того, чтобы супруге больше не пришлось столкнуться с подобным лицом к лицу, пусть она и была сильной богиней, но не для того она была создана. А пока перед глазами бога представала совсем другая картинка, посему между сознаниями он поставил защиту, пусть всю мощь кошмара из них двоих увидит только он.

Нанна была права. Дейзи знала это, чувствовала каждой клеточкой измочаленного болью сердца, видела широко открытыми глазами, как видела плачущую Авию, сжавшуюся на стуле, или ангелов, что выносили тела тех, кто ещё какие-то мгновения назад были живы. Живы, а теперь мертвы. Мертвы не из-за Раниэль, не из-за удара, нанесенного изящной девичьей ручкой, не из-за остроты блестящего лезвия. Мертвы потому, что сами обрекли себя на это, потому, что все они - все, кто собрались здесь, и живые и уже мертвые - преступники, пошедшие на сделку с собственной совестью, решившие, что жизни нескольких, пусть даже это были и их собственные жизни, ничто в сравнении с жизнью всего мира. Ангелы, забывшие о своём долге защищать людей, боги, позабывшие о святости жизни, люди, добровольно обрекающие себя на смерть, фейри, предавшая саму свою суть ради другого - все они были преступниками, все, кроме Нанны. Нанна была права. Но, чёрт возьми, как легко быть правой, когда тот единственный, кого ты любишь - рядом с тобой, когда твои братья и сёстры не сошлись в кровавой битве, уничтожая друг друга, когда тебе нет нужды думать о том, что разрыв каждой из их "цепей" становится новой угрозой для "цепей" уцелевших, когда не нужно помнить, что эти "цепи" - не просто руки, держащиеся друг за друга, а невидимые пути, по которым ещё могут вернутся те, кто сейчас, едва ли помня себя, приняли жуткий облик Всадников. Да, Нанна была права. Дейзи понимала это. Богиня не переступила той черты, за которой лежало клятвоотступничество и ненависть к себе, за совершенное над самим собой насилие и предательство. Фейри слишком хорошо знала эту черту, эту ненависть, знала, испытала на себе, продолжала испытывать, даже сейчас остро осознавая всю глубину своего падения и зная о том, от чего спасает себя Нанна, она не могла обречь и её на это. Обречь не могла, но могла просить. Просить, ещё больше ненавидя себя, зная, что если всем им удастся пережить этот день, ненависть её к самой себе перешагнёт все границы. Ненависть за то, что она, фейри, позволит умереть другим, лишь бы только жив был Инграм, за то, что, словно забыв про всё-то, что значит для неё Авия, заставляет себя не замечать её слёз, ненависть за свою огромную, безграничную и безмерную благодарность к тем, кто сидел сейчас в этой комнате. К Бальдру, заговорившему со своей женой, к Раниэль, так быстро пришедшей на помощь, ко всем и к каждому.
Нет, она не могла убеждать Нанну в правильности того, что они делают. Не имела права, но у любого, даже самого ничтожного и жалкого существа, лишённого всего, все-таки остается одно - возможность просить.
- Пожалуйста... помоги. - Тихо, глядя в глаза. Нанне, стоявшей в стороне от группки Видара. Раниэль, решительно сжимающей её руку. Авии, сидящей на стуле в углу. Бальдру, рискующему не только собой, но и любимой. Пожалуйста, удержи Всадника. Пожалуйста, достучись до Инграма. Пожалуйста, потерпи. Пожалуйста, переубеди её. Всем им, находящимся здесь. Дейзи просила, потому что больше ничего не могла сделать. - Пожалуйста, помоги.

Из состояния сосредоточенности ее вырывает голос Нанны, Ран открывает глаза и медленно поворачивается в сторону богини, глядя на застывшую немым укором фигуру. Несколько мгновений ангел просто пытается осознать, что вообще здесь происходит. Вообще-то на Земле начался Апокалипсис, Всадники обрели свободу и теперь крушат остатки привычного мира, а древняя богиня, которая, по мнению Раниэль, существовала достаточно долго, чтобы научиться адекватно воспринимать реальность и отделять важное от второстепенного, вдруг решила именно сейчас устроить диспут на морально-этическую тему. На какое-то время Ран даже начинает сомневаться в том, что все это происходит на самом деле, но потом все же отбрасывает эту мысль прочь и тяжело вздыхает, а в ее взгляде появляется откровенная жалость к богине. Нанна либо безгранично наивна, давая в этом огромную фору самой Раниэль, либо фантастически лицемерна, но ангелу в любом случае ее очень жаль.
- А что бы ты хотела увидеть? – мягко интересуется Ран, стараясь подавить в своем голосе ироничные нотки. - Как Джон убьет всех остальных? Или ты просто не понимаешь, что остановить его было невозможно? Не понимаешь, что его сознанием завладел Всадник, а этого не может вынести простой смертный человек? Собственно, это уже не был человек по имени Джон, это бездушная машина для убийства, и у него только одна цель – нести смерть. И помочь ему можно было только одним способом, которым я и воспользовалась. – Впрочем, время не ждет, и Ран, пожав плечами, добавляет: - Ты выбрала для дискуссии слишком неподходящее место и время, и мне жаль, что ты и этого, судя по всему, не понимаешь. Но я не буду разрушать твое идиллическое восприятие мира. – Она переводит взгляд на Бальдра и саркастично замечает: - У меня нет на это времени, ведь кто-то же должен принимать непопулярные решения, чтобы от нашего собрания была хоть какая-то польза помимо разговоров ни о чем.
На этом дискуссия для Раниэль окончена, и она снова поворачивается к центру круга, который образует их четверка. Дейзи все же молит богиню о помощи, и ангел терпеливо пережидает это, надеясь, что Нанна все-таки одумается. Когда, наконец, тихий голос фейри смолкает, Ран снова слегка пожимает руки Бальдра и Дейзи, делая им знак, что пора бы уже собраться с силами и заняться делом, пока не стало слишком поздно. Она вновь закрывает глаза, на этот раз уже не отвлекаясь на суету вокруг, и вызывает в памяти Эдем. Перед мысленным взором проносятся картины из прошлого, Ран видит свою жизнь в раю и вспоминает все самое лучшее – ту атмосферу любви, окружавшую ее с самых первых минут существования, то, как старшие братья и сестры заботились о ней, как трогательно опекала ее Суриэль и как даже сам Люцифер настойчиво пытался уберечь мелкую ангелессу от ужасов разворачивающейся войны на Небесах. Где-то среди этих замечательных, теплых воспоминаний мелькает светлая грусть, когда в памяти Ран появляется ее Аназапта, где-то затерявшейся в обрушившемся на Землю хаосе, и все эти яркие, счастливые эмоции и впечатления она бережно собирает в единое целое, что, вероятно, поможет напомнить ангелу, ставшему Всадником, о том, кем он является на самом деле, и вместе с эмоциями Дейзи послужит путеводной звездой, указывающей верную дорогу домой.

Все шло совсем не так. Все превращалось в какой-то сумасшедший вихрь. Авии так отчаянно хотелось быть сильной, могущественной, ей хотелось иметь возможность взять влажную тряпку и протереть забрызганное кровью стекло окружавшей их реальности, уничтожить страшное искажение, превращавшее стильную и уютную комнату гольфклуба в пропитанное болью и ужасом подземелье. Она хотела бы уметь перематывать время, качнуть его назад, так чтобы нож, вонзенный Раниэль в Джона выскользнул и, минуя Нанну, вернулся на блестящий лакированный стол, чтобы встал с пола мудрый Маджид, чтобы восстановилась из праха смешливая рыжая Грир. Чтобы начать все это заново, уже более подготовленными, более опытными, готовыми к внезапной атаке Всадников, чтобы все закончилось хорошо.
Но Авия ничего не могла сделать. Едва прошедшая боль снова вернулась, стоило Нанне подняться и сделать шаг в сторону, чтобы обратиться к Раниэль. Девушка в отчаянии протянула к богине руку. но не дотянулась.
- Не надо... Нанна... - но жесткие слова уже были произнесены, уже достигли адресата и вызвали ответную отповедь. Авия замотала головой, зажмурилась, - это неправильно...
Это все было неправильно. Вместо того, чтобы объединиться против общего врага, стать единым целым, почти разделяя мысли друг друга, они ругались, спорили, они терпели поражение, несли потери. И если у них здесь, в относительно спокойном месте, отдаленном от реального сражения, все шло не так, то что происходит там, на поле боя?
Авия подавила в себе подступившую к горлу панику, услышав тихий голос Дейзи, просившей о помощи. Сейчас, сидя в огромном кресле, бледная, изможденная, напуганная, фейри казалась совсем маленькой и от этого хотелось плакать. Все то время, что они вместе прожили в Ирвинге, катако только притворялась старшей сестрой, полностью признавая старшинство Дейзи, но сейчас Авия любила ее, как младшую сестренку, которую нужно опекать и защищать. Девушка поднялась со стула, рванулась к фейри, желая крепко обнять ее, но замерла, не дойдя до кресла пару шагов. Паника все-таки взяла верх и катако осела на пол, упершись ладонями на мягкий ковер, ей не хватало воздуха. А вдруг Дейзи рассыпется в пыль прямо в ее руках? Вдруг и этот Всадник сорвется и уничтожит всех? Вдруг они уже ничего не смогут сделать, вдруг, они уже потерпели поражение? Вдруг Тьма поглотила уже весь Чикаго, только для насмешки пощадив маленький кружок земли, на котором стоял гольфклуб? Вдруг уже больше нет никого, кто был ей дорог? Вдруг Люцифер уже мертв?!
Лицо девушки посерело, застыло, превратившись в холодную маску с широко распахнутыми, полными ужаса глазами.

Спорить Нанна не когда не любила и не умела, тем более с мужем. В ту эпоху, в которой богиня жила это было не принято, не взирая даже на то, что многие из её сестер были воительницами и могли дать любому мужу отпор на равных. Нанна относилась к другой касте богов, магических. И всегда была предана своему мужу, богине Матери и всему что могла сотворить. Вот и сейчас, смотря в молящие глаза Дейзи, в полные страха и отчаяния глаза Авии, слыша лишь голос Бальдра, богиня легко подчинилась их влиянию.
Дева отступила на шаг назад и разжала руку, которая все это время сжимала кольцо на пальце. Слова ангела она не слышала, что скорее было к лучшем, и просто мирно согласилась со своей задачей. Она подошла к другой связке и бережно положила руки на плечи пожилого мужчины. В нем жизнь теплилась куда сильнее, чем у любого из здесь присутствующих. Это было связано с его возрастом, хотя он и не держался крепко за жизнь, как молодые люди, которые рвутся все узнать, все попробовать и все успеть, но в нем она ощущалась острее всего. Когда теплые руки богини соприкоснулись с его плечами, Павел будто бы обрел ещё один глоток молодости и даже могло показаться, что на лице стала на пару морщин меньше. Голову экстрасенса наполняли теплые воспоминания его юности, которая была ими полна.
Нанна же тоже позволила себе легкое весеннее воспоминание. И протянувшись легкой струйкой цветочного запаха, дева коснулась сознания возлюбленного мужа, придавая ему сил и делясь с ним этим  воспоминанием. Оно было так легко и незамысловато, что даже казалось странным для богов столь древних как они. Это было воспоминание об их первом поцелуи.
Они вдвоем сбежали из Асгарда, от строгих взглядом родителей и наблюдателей, и весь день гуляли по замерзшим лесам холодного острова их родной земли. Бальдр показывал Нанне диковинных зверей, которые сновали туда сюда, и рассказывал разные истории, связанные с тему существами, которые верили в их божественно проведение. И когда солнце уже почти спряталось за горизонтом, а они вышли на окраину к деревне, дева настойчиво прижалась к возлюбленному и не оставила ему выбора. Даже не взирая на робость юноши. Поцелуй был долгим, но при это невероятно легким. Под ногами богов таял снег и под ним тут же появлялись свежие и ароматные цветы, будто бы вокруг не был дикий холод. Люди, которые видели это странное зрелище не могли увидеть двух богов, но четко видели сияние в центре цветущей поляны.  Этот поцелуй для людей стал праздником весны и на месте той поляны вскоре поставили тотем богу весны и света прекрасному Бальдру, и под ним просили благословения богов на будущий брак.
«У каждого должен быть первый поцелуй и такая весна. Мы справимся. Ради этих людей, кто ещё не почувствовал этих минут», - мягкий голос прозвучал в голове мужа, когда сама Нанна уже не видела ничего, полностью переключаясь на подпитку Павла.

Почти любые поступки можно понять и объяснить, почему нужно было поступить именно так, а не иначе, но одно дело понять самому, а другое дело, донести до кого-то свое понимание. У Бальдра с супругой всегда было полное взаимопонимание и как часто они понимали друг друга вовсе без слов, но только не сейчас. Для нее его слово могло поменять все, однако чего бог точно не хотел, так это принуждать Нанну делать те, чего она не хочет или не понимает, она вправе решать сама, как ей поступить. Когда-то, в далекие века, в ИХ время, слово мужчины для женщины было едва ли не приравнено к закону, но все изменилось, мир изменился и сам Балу с тех пор изменился, он не был прежде твердым и настойчивым. Чего нельзя было сказать сейчас. Он позволил себе говорить тверже с женой, позволил своей силе сейчас высвобождаться на полную мощь, что делало его непохожим на себя. Сила созидания тоже способна разрушать, если ее направить не туда, но сейчас она была направлена не на уничтожение и не на созидание, а струилась по совсем иному пути. Бальдр сам не помнил, когда последний раз выкладывался настолько и было ли такое вообще, он попытался прикинуть в памяти хоть один подобный случай, но за множество веков не припомнил. Воспоминания. Почему-то они приносили странную жгучую боль сейчас, когда вокруг бога бурным потоком била его собственная сила, но та боль не была душевной, она отражалась на физическом уровне, заставляя юношу изредка морщиться и то чуть ослаблять, то сильнее сжимать руки стоящих рядом. Он уже не слышал того, кто и что говорил, просто не мог сосредоточиться сразу на всём, ведь стоило ему отвлечься и это могло стать роковой ошибкой, прежде всего для него самого. Боги отнюдь не всесильны, у каждого есть свой предел и когда бог перешагивает его, он шагает за грань своей жизни, зависая между нею и смертью.
Балу понял, что супруга приняла непростое для нее решение, когда в его сознании, среди туго натянутых нитей сплетенной паутины вдруг промелькнула яркая бабочка, не зацепившись на липкие нити, а легко лавируя между ними и стремясь все дальше и дальше, глубже в сознание юноши. Воспоминания, которые уже не приносили боль. На крылья бабочки вдруг упала капля воды и хрупкое сознание расцвело легкой невесомой радугой, окрашивая все разноцветными красками, как будто кто-то разлил гуашь на серый асфальт в каком-то дворе какого-то дома.
<...Ее губы сладкие, как ранняя роса, ее голос как журчание кристального ручья, она сама подобна чему-то хрупкому, что нужно оберегать. Нанна еще не жена, но уже предназначенная ему невеста, предназначенная, но им самим выбранная. Уже позже они станут идеалом любви и верности для людей, что верят в них, а пока они просто юные влюбленные, ненадолго позабывшие, что они - боги. Легкое приятное тепло прокатывается волной по всему телу и объятия становятся крепче, нет холода вокруг, весна идет...>
Весна должна прийти вновь для этого мира, предназначенные друг другу должны встретиться, мир должен снова расцвести яркими красками, а не быть засыпанным пеплом. Огонь - это убийца, но иногда то, что остается после него дает жизнь новым поколениям, из-под пепла должны пробиться ростки жизни - это то, что Бальдр знал, а большего ему было не нужно. И если сегодня они сумеют, если он выживет, то весна придет снова. Только справиться, только суметь, не отпускать руки и не растратить силы до последней капли. У них нет второго шанса, зато он есть у этого мира, а значит они просто не имеют права не справиться. Всадник. Достучаться до сути его, до того зерна, что существует там внутри под крепкой скорлупой Тьмы. И если зерно не может взойти само и потянуться к свету, ему нужно помочь.
Бальдр на миг широко распахивает глаза, глядя невидящим взором перед собой, он не в силах ответить Нанне хоть что-то, но где-то глубоко внутри сидит осознание, что этот ответ она ощущает всем своим существом. Широкие зрачки юноши горят ярким зеленоватым огнем с отблесками рыжего пламени, предел совсем близко, только не отпускать руки. Да самого конца, каким бы он ни был. Рыжие отблески пламени - Локи, он всегда рядом, где бы не находился, он тоже здесь. Нежная зелень - Нанна, ковер из зелени, золотое солнце в небесах.
- Идем до конца! - срывается с пересохших губ, он не слышит себя и не осознает, что говорит, он просто идет до конца, рука об руку с тем, кто пришел сегодня сюда, кто еще не потерял веру, кто еще жив.

Смотреть кому-то в глаза - одно из самых суровых испытаний для того, кто осознаёт свою вину. Видеть посеревшую от боли и страха Авию, заглядывать в такое непривычно сурово-сосредоточенное лицо Бальдра, следить за тем, как кривятся от муки губы Оливера, а всегда такая доброжелательная и светлая Раниэль становится строго-серьёзной - всё это слишком больно, а ведь есть и другие, те, кого она не видит сейчас, сидя к ним спиной: рискующие жизнями, тратящие последние силы, продирающиеся через собственные боль, отчаянье и страх. Думать об этом было тяжело, видеть - невыносимо. Дейзи закрыла глаза. Сильнее сжала руки, зажмурилась, отгоняя мысли о других, сосредотачиваясь только на одном. Прости Авия, уже давно не просто названная сестра, прости Бальдр, заменивший брата, Раниэль, Оливер, Нанна - все.
Фейри нырнула в омут своих воспоминаний. Она не знала, что именно делала Раниэль, как влияла на их тройку, но чтобы она не делала, это работало, работало уже хотя бы потому, что воспоминания Дейзи стали до того отчетливыми, что впору было их путать с реальностью. Плеск волн, набегающих на прибрежный песок пляжа, запах краски, теплота прикосновений - прошлое оживало, подчиняясь воле фейри, превращаясь во что-то, что нельзя было увидеть или осязать, но что, невидимое и неосязаемое, пропитанное любовью и страхом, неслось по призрачной ментальной нити в центр города, связывая четверых существ, взявшихся за руки и Всадника, балансирующего на грани, за которой уже не будет возврата.

Павел не был уверен в том, как другие экстрасенсы видят ту связь, которую они устанавливают со Всадниками, да и видят ли они её вообще, впрочем, отсутствие этого знания его не слишком волновало и хотя пытливый ум его был бы совсем не против узнать эту маленькую тайну, старик понимал, что для подобных исследований сейчас совсем не то время. О таком надо было спрашивать раньше, а теперь... теперь и спрашивать почти не у кого - двое из четверых погибли. Огненно-рыжая ирландка и суровый араб. Молодые, слишком молодые, чтобы умирать. Спроси кто Павла, которому в его семьдесят пять все, кто ещё не перешагнул рубеж пятидесяти, казались детьми, кому из людей стоило бы уметь в этой комнате первым, он бы, без колебаний, указал бы на себя. Не из-за пустого геройствования или бравады - с подобной глупостью он распрощался после сорока, а просто потому, что таков закон жизни: старики должны умирать, уступая дорогу молодым. Вот только в сошедшем с ума мире эти самые законы жизни, похоже, перестали работать. Что ж, с этим только оставалось смириться и дальше делать свою работу, сосредотачиваясь всё на той же связи. Старику она виделась жемчужно-зеленоватой тонкой нитью, берущей своё начало где-то в середине его груди и тянущейся вдаль, к демонице, что теперь, должно быть, выглядела уже совсем не как человеческая девчонка. Хотя эта маскировка в человека не обманула Пава и в первую его встречу с Негой: слишком сильна была её энергетика, слишком черна, почти такая же, как энергетика той красотки, чью руку он теперь держал в своей руке. Ещё одна демоница и от её воспоминаний и мыслей, что должны были помогать удерживать связь, старику было плохо: сплошная кровь, жестокость, мучения и страдания. Не помогал и Видар - бог мщения тоже не мог похвастать светлой энергией. Оставалось только радоваться тому, что их тройка превратилась в четверку и силы Нанны, светлые, пронизанные добротой и самой жизнью позволяли выдерживать всю ту пронизывающую холодом темноту, что изливалась на него милостью демоницы и бога.
Если выберемся, я тебя, красавица ты моя рыжеволосая, расцелую. - Павел нахмурился, понимая, что думает совсем не о том, о чем следует и в следующее же мгновение ощутил, как нить, связывающая его с Негой, опасно натянулась, завибрировав от напряжение. - Что такое?!
Старик не успел даже додумать свою мысль, как призрачная жемчужно-зеленоватая нить взорвалась ослепительным светом, разметав всю четвёрку по комнате. Павла вышвырнуло из кресла, он пролетел почти через всю гостиную, задев по пути тележку с чашками и рухнул у камина.
Значит, вот и мой черед, - перед мысленным взором старика пронеслись картины кричащей умирающей Григ. Он сделал судорожный вдох, ожидая боли, но через мгновение с удивлением понял, что все ещё жив. Павел неверяще открыл глаза, попытался сесть. - Жив! Все ещё жив. Но как это возможно?
Догадка пришла почти сразу.
- Это не Всадник. Кто-то другой. Нас отрезали.
- Нас заметили! Эта ублюдочная Тьма! Это она! - Демоница, вскочив с пола, яростно зыркнула на Павла, словно он был в чём-то виноват, - Всё! Надоело! Нас засекли и я не собираюсь здесь сидеть и ждать, пока за нами придут! Ваш план - полная дурость. С меня хватит! Мне моя шкура дороже.
Брюнетка шагнула к двери и почти уткнулась носом в перекрывшего ей путь ангела.
- Никто не выйдет из этой комнаты. Так приказал Люцифер. Сядь на место.
- Убирайся сам, пока можешь, крылатый. - Демоница злобно прищурилась, готовясь, если нужно, пробиваться с боем, - иначе я помогу. Вы идиоты, если собираетесь сидеть здесь и ждать, когда за вами придёт сама Тьма!

Ран вздрагивает и открывает глаза, когда соседнюю четверку буквально разметало по комнате. Вынырнув из омута воспоминаний, ангел возвращается к реальности, отпускает руки Бальдра и Дейзи и перемещается к лежащему на полу Павлу. Старик еще жив, хотя и слегка ранен, к тому же попытка связаться с Негой явно подточила его силы, и Ран, привстав рядом с ним на одно колено, помогает мужчине сесть, а потом кладет ему руку на лоб, чтобы исцелить.
- Что случилось? - спрашивает она, с тревогой заглядывая ему в глаза. - Что ты почувствовал?
- Нить... Она сначала натянулась, - машинально потирая грудь, отвечает Павел. - А затем просто взорвалась...
Раниэль кивает головой, сочувственно глядя на старика, а тем временем за ее спиной демоница все же не выдерживает, вскакивает со своего места и пытается покинуть комнату. Ей преграждает путь один из братьев Ран, еще несколько ангелов незримо присутствуют рядом, готовые придти на помощь в случае необходимости.
- Если бы это была Тьма... - задумчиво рассуждает вслух Ран, - то, боюсь, мы бы уже все погибли. Странно это все... Или, может, она не стремится нас убить? Хотя в это сложно поверить...
Ангел поднимается на ноги и поворачивается к демонице и брату, застывшему в дверях.
- Твои угрозы совершенно бессмысленны, - спокойно произносит она. - Мы не позволим тебе уйти, так что сядь на место. - Ран пренебрежительно фыркает и готовится намеренно задеть самолюбие демоницы, надеясь таким образом все же заставить ее сделать то, ради чего они все здесь собрались. Взывать к светлой стороне демона бесполезно, но, возможно, именно самолюбие и упрямство заставит девушку все же доказать, что она способна на что-то более осмысленное, нежели просто побег. - Если у тебя, демона, не хватает смелости сделать то, что могут делать обычные люди, то хотя бы не мешай нам и не устраивай истерику.
Презрительно усмехнувшись, Ран отворачивается от демоницы, предоставив ей возможность самой решить, стоит ли пробиваться с боем из комнаты, тем самым заведомо проигрывая, или же остаться и хотя бы просто тихо посидеть в уголочке. Задумчивый взгляд ангела проходится по единственной группе, которая еще имеет связь с одним из Всадников - Инграмом. Это все, что у них есть, и если сейчас снова что-то произойдет, то больше они уже ничем не смогут помочь тем, что в эти минуты пытался спасти мир от надвигающейся катастрофы. Им останется только сидеть здесь и беспомощно наблюдать за происходящим, и если ангелы могли вернуться в Эдем, то у всех остальных шансов спастись уже не было, как, собственно, и у всего остального человечества. В эти минуты Ран как никогда чувствует себя беспомощной - сейчас никто не мог ей помочь ни советом, ни делом, она могла рассчитывать только на себя, но юной ангелессе так не хватало жизненного опыта и мудрости, как, впрочем, и всем остальным ангелам, которые здесь собрались. Чистые, неискушенные души, им хватило смелости пойти за Люцифером, бросить вызов Эдему и при этом остаться такими же светлыми, какими их создал Отец, но, столкнувшись с Тьмой, они оказались бессильны, и Ран пока никак не удавалось понять, что же можно сделать, чтобы хотя бы попытаться переломить ход событий. Она закрывает глаза - на ментальном уровне ее братья и сестры представляются Ран россыпью светлых искорок разных оттенков, кто-то находится в доме, кто-то на улице, а где-то за горизонтом клубится Тьма, грозовой тучей затмевая небо. Искорки кажутся совсем слабенькими и беспомощными, но...
- Мне нужна ваша помощь, - произносит Раниэль вслух и одновременно ее призыв раздается в головах всех ангелов, что присутствуют здесь.
В следующий момент в комнате появляется сразу несколько ангелов - они уже были здесь, когда демоница попыталась уйти, но предпочли сохранить невидимость. Затем комната начинает наполняться теми, кому потребовалась пара мгновений, чтобы переместиться из других мест, и вскоре все ангелы, которым Люцифер дал это нелегкое поручение, собираются вокруг Ран. Ангелесса оглядывается по сторонам - ее взгляд скользит по лицам вечно юных парней и девушек, а душа наслаждается этим невероятным ощущением близкого соседства с теми, кто так же, как и она, получил Благодать от Отца и нес свет, повинуясь его воле.
- У нас осталась последняя возможность, чтобы достучаться до единственного Всадника, на которого мы еще можем как-то повлиять, - произносит она. - Связь с Негой оказалась слабой и была разорвана. Не знаю кто это сделал, может быть и сама Тьма, и теперь нам нужно сделать так, чтобы связь с Инграмом оказалась ей не по зубам. Я хочу, чтобы вы сосредоточились на мне и вспомнили все самое светлое, что вам когда-либо довелось пережить, - начинает объяснять Ран своей замысел. - Не важно, что это будет - воспоминания об Эдеме, о ваших подопечных, о тех, кто вам дорог... - Она замолкает на пару мгновений, подумав о том, что в ее памяти самым светлым воспоминанием будут, пожалуй, не райские уголки, а минуты, проведенные с серым ангелом, и решительно добавляет: - Вспомните о тех, кого вы когда-то любили или любите до сих пор, и не важно, одобряется это или нет, главное, чтобы ваши чувства и эмоции были полны света, который поможет нам сделать связь со Всадником если и не неуязвимой, то, по крайней мере, не позволит Тьме легко разорвать ее. И пока она будет бороться с нами, мы постараемся удержать Инграма от последнего шага за грань.
На лицах ангелов сначала явно читается легкое недоумение, затем оно быстро сменяется пониманием того, чего хочет добиться Ран - они должны объединить усилия, маленькие беспомощные искорки должны слиться вместе и стать яркой вспышкой, способной осветить мир, охваченный мраком. И в следующую минуту это начинает работать - Раниэль чувствует, как ее аура начинает подпитываться сначала энергией одного ангела, затем присоединяется второй, третий... Светлая энергетика буквально течет по ее венам, а аура Ран становится такой сильной, что проявляется на материальном уровне и начинает мерцать вокруг тела девушки светло-голубым маревом. Ран возвращается к своему месту возле Дейзи и Бальдра, садится на стул и снова берет их за руки.
- Давайте продолжим, - тихо произносит Раниэль, чувствуя, как ангелы продолжают накачивать ее своей энергией, которую она должна сейчас будет вплести в призрачную связь со Всадником, чтобы усилить ее.

Авия будто научилась разделяться надвое. Ее разум блуждает, лихорадочно носится над Чикаго, не в силах полностью вернуться в переполненное болью и страхом тело. Нужно взять себя в руки, иначе можно нанести непоправимый вред ребенку, беспокойно пинавшемуся у нее под сердцем, но нет сил, чтобы превозмочь панику, в глазах темнеет.
Она в гуще сражения, высоко над землей, вокруг миллиарды белых перьев, они разлетаются в разные стороны, как от взрыва, в них впиваются брызги алой крови, которую уже никогда не отмыть. Среди этой неразберихи – Люцифер. Он тонет в отблесках вертящегося мельницей клинка. Он атакует. Он атакован. Он в смертельной опасности. Авия приоткрывает губы, чтобы закричать, чтобы предупредить, но может издать только неслышный стон. Позади Люцифера Габриэль, младший архангел ранен, но продолжает сражаться из последних сил. Пожалуйста, выживите!
Она смотрит на черную завесу. Перед черной завесой орды демонов. Каждую секунду Тьма поглощает несколько тысяч воинов Ада. Авия видит Сатану, своего отца, которого так и не успела узнать по-настоящему. Он ведет вперед огромную армию. Пожалуйста, выживи! Тонкая девичья рука тянется к подаренному Сатаной кольцу у нее на шее, висящему на серебряной цепочке вместе с кулоном Люцифера и крестом – памятью об одной египетской богине. Вот они - ее амулеты. Антея тоже там, в гуще битвы, рядом с Агаресом, архидемоном, в котором проснулось что-то человечное. Пожалуйста, выживите!
Она над разрушенными кварталами Чикаго, изрешеченными множеством открывающихся порталов, из которых все лезут и лезут адские монстры. Сквозь дым и пыль от рухнувших зданий Авия может разглядеть Катарину с маленьким мальчиком на руках. Где-то рядом пылает очищающим огнем девушка-феникс. Пожалуйста, выживите!
Она на набережной. По убийственно спокойной глади озера ползет кровавое пятно. Толпы озверевших людей рвут друг друга на куски. Среди них выделяется высокая мощная фигура нефелима-наемника с оружием в руках. Пожалуйста, выживи!
Авии с трудом удается вынырнуть из своих видений и сфокусировать взгляд на комнате, в которой она находится. Что-то снова не так, что означает толчок, приведший ее в сознание? Реальность видится будто в замедленной съемке, звук проникает с трудом, как сквозь толщу воды. Эмпат Павел, темноволосая демоница, Видар – все на полу. Опять?! Но нет, они живы, на этот раз живы. Девушка отыскивает лихорадочным взглядом Нанну, но перед ней вдруг склоняется девичье лицо в обрамлении тугих светлых кудрей, как у настоящего херувима, кто-то другой поднимает катако с пола, переносит на диван, светловолосая на миг задерживается, чтобы коснуться ее живота теплым прикосновением. Становится чуть легче. Авия видит, как ангелы выстраиваются вокруг последней оставшейся тройки, закрывая от нее Дейзи. Комната наполняется густой светлой энергией.
Если последний Всадник сорвется, они все погибнут?
Пожалуйста, выживите! Дейзи, сестренка, пожалуйста, выживи!

Аскара, демоница, которой была уготована роль якоря Мора, была разъярена до предела. Больше всего она сейчас жалела о том, что ее угораздило служить одной и той же госпоже вместе с будущей Всадницей. И что она оказалась такой идиоткой, что однажды проявила к этой самой Всаднице капельку жалости, тем самым прочно вплетя себя в цепочку Нега-Махаллат.
И теперь, глядя на выстроившихся перед дверью ангелов, Аскара понимала, что никуда ей уже не деться, ей не дадут уйти отсюда.
- Упоротые самоубийцы! – взвизгнула она и в бессилии опрокинула столик с ровным строем наполненных чашек, - Хрена с два я буду тут спокойно сидеть и глазеть, как вы тут делитесь братской любовью, держась за ручки! Все катится к чертям, идиоты!
Она резко обернулась, и вырвалась из хватки Видара, попытавшегося ее успокоить, ударила темной энергией, отбрасывая его в сторону.
- Клешни поотрываю тем, кто попробует меня тронуть!