Название: Ты знаешь, у нас будут дети...
Участники событий: Авия Белл, Люцифер
Время событий: январь 2038 - го
Место событий: заснеженный домик в Альпах
Описание событий: Все прелести одной не самой заурядной беременности в одной не самой обыкновенной семье...

Маленькие ноги в белых носках осторожно ступали по деревянной лестнице. Темные ступени слегка поскрипывали, уютно и по домашнему. Тонкая рука скользнула по перилам, будто поглаживая полированную поверхность дерева.
В большой комнате догорал камин, выложенный массивными грубыми камнями, на каминной полке вытянувшимися в струнку стражниками со вчерашнего вечера стояли два бокала из под шампанского: один пустой, второй на четверть полный. Авия позволила себе сделать всего лишь пару глотков. Конечно, смешно думать, что их ребенку может повредить алкоголь, но она перестраховывалась.
В углу, между двух огромных окон, выходящих на заснеженный двор устроилась небольшая искусственная елка, мигающая разноцветной гирляндой. Ее с трудом можно было отличить от настоящей, а настоящую Авия ни за что не разрешила бы поставить - месяцы, проведенные с фейри, научили ее видеть живое существо даже в безмолвном растении.
Девушка медленно прошлась по комнате, кутаясь в теплую шаль поверх серого шерстяного платья с высоким горлом, обтягивающего тонкую фигуру и уже достаточно большой живот. На низком журнальном столике у огромного мягкого дивана стояла ваза с фруктами. Удивительное зрелище в домике среди заснеженных гор, если конечно твой мужчина не архангел. Авия потянулась, неловко присев, чтобы не наклоняться, взяла из вазы персик и отошла к окну, задумчиво вглядываясь в небо.
Небо было светло-голубым и удивительно спокойным. Катако уже и забыла, когда в последний раз видела его таким. Привыкла видеть облака, налитые багровым светом, замазанные чернильными пятнами дыма от бесконечных пожаров. Теперь ей приходилось заново привыкать к мирному пейзажу, к тишине, не нарушаемой ни криками, ни плачем, ни грохотом взрывов. Она училась верить в то, то все позади, в то, что они победили.
Нет, ночью еще приходили тревожные сны, заставляющие просыпаться в холодном поту, еще роились в голове тревожные мысли, мешающие уснуть. Но она заставляла себя привыкнуть и поверить.
Все было кончено. Но не до конца. Война была выиграна, Апокалипсис остановлен, но он оставил после себя слишком много последствий, слишком много ран на теле Земли. Эти раны нужно было заживлять и они занимались этим - Люцифер и остальные, спасшие мир. Все еще слишком мало времени, чтобы быть вместе. Но теперь у них точно было будущее. Будущее втроем.
Свободная рука девушки легла на живот, погладило то место, где только что изнутри толкнулся малыш. Авия улыбнулась.
Она научилась ждать, молча, не упрекая, не требуя. И дождалась: этого дома в Альпах, этого праздника наедине, этого короткого перерыва перед новой разлукой. И именно в это мгновенье она была абсолютно счастлива.

Иногда кажется, что легче остановить Апокалипсис, чем выбрать букет для любимой девушки. И когда он только превратился в перфекциониста?  Ведь она улыбается даже когда он просто появляется на пороге, а в руках может быть хоть кактус, хоть рододендрон, но нет же - он теперь придает неслыханное значение любой мелочи, и оказывается, это целая наука - радовать того, кого любишь. И дело отнюдь не в сложности - как раз наоборот, но когда ты впервые за множество веков замираешь у цветочной лавки, не зная, какой цветок наилучшим образом будет символизировать сегодняшний день - все видится в несколько ином свете. А уж когда за плечами - пережитый Конец Света, и говорить нечего. Он цепляется за каждую мелочь так, словно от нее зависит его жизнь, как будто скопившаяся за все это время безукоризненной сдержанности паника наконец прорвалась наружу, заставляя его дрожать за каждый прожитый миг.
Даже несколько...забавно ощущать себя настолько уязвимым. Пожалуй, стоило пройти все это - ужас падения, холод Ада, мрак заточения, отчаянную войну - чтобы наконец обнаружить у себя слабое место. Если быть точным - даже два...
- Молодой человек, вам подсказать что-нибудь? - пожилая продавщица, наконец, не выдерживает, и архангел, будто только что очнувшись, качает головой. Кажется, у него внезапно появилась идея получше всех этих красиво упакованных роз, тюльпанов и георгинов...
Когда он появляется на пороге их небольшого домика в горах - с недавних пор он взял за правило перемещаться к входной двери и стучать, чтобы ненароком не испугать Авию внезапным выходом из воздуха - на его плечах успевает уютно улечься снег, волосы чуть влажные и изрядно растрепаны, а в руках белеет скромный букет подснежников. Люцифер поднимает руку и осторожно стучит, мимоходом отмечая, насколько по-человечески это выглядит. Что ж, учиться никогда не поздно, а он с каждым разом чувствует себя все более...дома.
Дверь открывается, и он переступает порог, переживая неведомое прежде чувство "ныряния" с мороза в тепло, мягко улыбается, проводя прохладными кончиками пальцев по нежной щеке девушки, вопрошающе заглядывает в глаза:
- Как ты? Все хорошо? Малыш... - его взгляд невольно соскальзывает на округлившийся живот, он подносит руку и трепетно, даже неожиданно робко накрывает ладонью пульсирующую в юном хрупком теле жизнь - жизнь, которую они сотворили вместе.
И это до сих пор завораживает его настолько, что он готов часами прислушиваться к биению пульса Авии и улавливать за ним чуть слышную, ответную пульсацию сердца своего сына.
- Это тебе, - наконец опомнившись, он протягивает букет. - Я подумал... они красивые.
Правила жанра диктуют добавить "как ты", но ему и в голову не придет сравнивать красоту возлюбленной с цветами. Да и во всех этих фразах он откровенно не силен...

Стук в дверь заставил Авию вздрогнуть, обернуться, вглядываясь в темноту прихожей, а потом сорваться с места, бросить надкусанный персик обратно в вазу и побежать к двери со всей возможной для ее положения скоростью, придерживая ладонью внушительный живот. Она распахнула дверь и встретила Люцифера широкой улыбкой.
- Заходи скорее, тебя лет сто не было! - она привстала на носочки, схватившись пальцами за ворот его куртки, прижавшись к мужчине только предплечьями, и легко коснулась губами губ, - какой ты холодный.
Авия отступила на шаг, оглядела Люцифера с головы до ног и, рассмеявшись, потянулась рукой, чтобы стряхнуть снег с его плеч, а потом накрыла его ладонь своей, когда мужчина коснулся ее живота.
- Мы с малышом в полном порядке, но ужасно соскучились. Где ты был? - ответ не заставил себя долго ждать, Авия осторожно взяла из рук ангела хрупкий букет и подняла взгляд, чуть склонив голову на бок, - действительно, очень красивые, но... - катако чуть покачала головой с легким укором, - они ведь сорваны.
Месяцы, проведенные под опекой фейри, многое изменили в ее мироощущении. Если раньше Авия с удовольствием могла съесть свиной стейк, то теперь даже кусочек мясного блюда не лез ей в горло. Если раньше она с восторгом принимала от Люцифера букеты, то теперь сорванный цветок заставлял ее сердце сжиматься от жалости.
- Значит, мы должны позаботиться о том, чтобы они прожили как можно дольше, - добавила девушка уже веселее и потянула ангела за руку, - пойдем, я дам им воды, а тебе налью кофе.
Авия скрылась в дверях кухни, достала из шкафчика хрустальный стакан, наполнила его водой и поставила туда подснежники.
- Отнеси их на каминную полку, пожалуйста, - протянув Люциферу стакан, она улыбнулась, - я постараюсь успеть с кофе к твоему возвращению.
На плите уже стояла дымящаяся турка только что сваренного напитка - Авия ждала прихода любимого. Потянувшись к стоящей на полке чашке, девушка встала на цыпочки. В животе что-то взорвалось, и она согнулась пополам, тяжело дыша, выскользнувшая из пальцев чашка разбилась о плиты пола. Держась за столешницу, Авия постаралась выпрямиться.
- Ну чего же ты, малыш? Еще пару таких проявлений любви и твоя мама родит тебя раньше срока, - ласково проворковала она, поглаживая ладонью живот. Будто в ответ на эти слова ребенок изнутри легонько толкнул ее в руку.

Легкий поцелуй на пороге до сих пор кажется каким-то неземным чудом - до встречи с ней он и не подозревал, что на свете вообще бывает такая нежность. Они теперь больше, чем просто пара - они семья, и впервые это понятие становится для него настолько узким и несоизмеримо важным. Люцифер мягко приникает к губам девушки, осторожно приобнимая ее за талию, чтобы не причинить боли - теперь каждое движение должно быть трепетным и бережным, чтобы не повредить их вот-вот готовому появиться на свет ребенку. И ему - архангелу с тысячелетним опытом - приходится постигать азы вместе с Авией, а порой и учиться у нее, и от этого он иногда чувствует себя довольно неловко, но это определенно стоит любых потраченных усилий.
- Там снег, зима... - зачем-то поясняет он, завороженно вглядываясь в теплую глубину огромных чайных глаз, а через миг ловит ее улыбку. Ему все еще непривычно быть настолько мягким, и он часто думает, какими неловкими, должно быть, выглядят все его движения со стороны, но всякий раз одна ее улыбка с лихвой вознаграждает его за все труды.
- Как обычно - восстанавливаем руины, наводим порядок... - он пожимает плечами: переступая порог дома, ему совсем не хотелось говорить о делах. - И Эдем...буквально заново нужно отстраивать в том плане, что там все буквально пропиталось войной... Давай не будем об этом? - он мягко прерывается, скидывая пальто и проходя вслед за девушкой в гостиную. От него не укрывается легкая тень, набежавшая на лицо Авии при виде цветов, и архангел озадаченно прищуривается, глядя на дрожащие в ее руках стебли.
- Сорваны? - он принимает из рук девушки стакан и, проходя к камину, оборачивается через плечо. - А...ты об этом. Они не умрут, не волнуйся... Они не завянут.
Ароматный запах свежесваренного кофе приятно щекочет ноздри, и он на минуту замирает у камина, впитывая в себя этот непривычный уют. Наверное, потребуется еще немало времени, чтобы привыкнуть к тому, что теперь у него есть собственный дом - а не просто место, куда можно иногда возвращаться, а главную ответственность он несет теперь не за мир, а всего за несколько жизней - зато самых драгоценных и хрупких, какие только можно представить...
Из кухни раздается звон, и Люцифер молниеносно срывается с места, в следующую секунду оказываясь рядом с Авией и подхватывая ее, мягко подводит девушку к стулу и усаживает, опускаясь рядом на одно колено и с тревогой заглядывая в блестящие глаза.
- Ты в порядке? Давай я сам, хорошо? - он убирает с пола осколки и достает новые чашки, наливая себе кофе, а возлюбленной - пряный успокаивающий чай. Поставив дароматный дымящийся напиток перед девушкой, он садится напротив, протягивая руку и нежно касаясь ее тонких пальцев.
- Он ведь уже скоро родится, - негромко произносит он, с волнением изучая любимые черты. - Ты...не чувствуешь ничего...необычного?
В своих разговорах они старались не касаться вопроса, кем же будет их сын - слишком сложно было предугадать, но архангел знал, что чем ближе подходит срок, тем больше Авия задумывается об этом. И, кажется, откладывать этот разговор они уже не могли - счет перешел с месяцев на дни, а то и на часы. У них просто не оставалось времени...

Боль уже уходила, забившееся в бешеном ритме сердце уже успокаивалось и дыхание становилось спокойным. Авия, скорчившаяся на стуле, выпрямилась, приняв из рук ангела чашку чая, обхватила ее ладонями, чтобы согреть похолодевшие пальцы. Беспокойство в его глазах было таким... трогательным. Кто бы мог подумать, что однажды бывший дьявол будет убирать осколки с пола кухни, в доме, где он живет со своей возлюбленной? Беременной возлюбленной. Авия была даже рада, что в эти дни он мало бывает дома. Люцифер не знал, насколько сложно ей носить под сердцем его ребенка, не догадывался, насколько часто с ней случаются подобные вспышки. Она никогда не жаловалась ему, не требовала экзотических фруктов посреди ночи, не капризничала. То, что у нее уже было итак делало девушку счастливой с лихвой. И это счастье не позволяло прокрасться в ее голову тревожным мыслям и размышлениям. Каким мог родиться ее сын? Кем стать? Будущая мать была уверена, что ее дитя никому не причинит зла. Наверное, это было глупо и беспечно, но она не могла спорить с этой уверенностью.
- Скоро? - Авия вскинула голову, с тревогой заглянув в глаза Люциферу. Он считал, что их малыш родится раньше срока? Или... Девушка улыбнулась, - человеческие женщины вынашивают детей девять месяцев. Надеюсь, я не сильно отойду от нормы. Я на шестом. У нас впереди еще три месяца... в лучшем случае.
Она посмотрела на свой живот, натягивающий мягкую ткань короткого шерстяного платья, провела по нему ладонью, прислушиваясь к собственным ощущениям.
- Знаешь, я не могу сказать, какой он. Чего в нем больше, тьмы или света. Кажется, в нем и то, и другое. Но что определяющее, я не могу понять. Но кое в чем я уверена, он очень сильный, - она откинулась на спинку стула, сделала несколько глотков чая, прикрыв глаза, чувствуя, как теплая успокаивающая жидкость согревает изнутри, потом поставила чашку на стол и взяла Люцифера за руку, с улыбкой заглянув в глаза, - я думаю, он будет похож на тебя. Такой же гордый любитель взвалить весь мир на свои плечи. И я этого боюсь. Боюсь, что он вырастет очень быстро и возьмет на себя какой-то непосильный груз... Пожалуйста, пообещай, что не позволишь ему сделать это. Не позволишь повторить... - Девушка закусила губу и отвернулась. Она снова думала о падении Люцифера, о веках в Аду, о его черных непроницаемых глазах с отпечатком невыносимой боли, которую никогда не забыть. У их сына будут голубые глаза, как у того беззаботного Самаэля, которым когда-то был бывший дьявол. Авия отдала бы собственную жизнь, чтобы ее сын не узнал, что такое сражаться за жизнь целого мира.

Люцифер в полной растерянности смотрит на чуть улыбающуюся девушку, впервые ощущая себя настолько далеким от сути дела. Девять месяцев? Ему и в голову не пришло бы, что для вынашивания ребенка существует вполне определенный срок, поэтому он никогда им и не интересовался. Округлившийся живот Авии, приступы боли и мелькавшие в голове девушки порой странные пожелания казались ему верными знаками того, что развязка близка, но, как оказалось, в этой теме он абсолютно не подготовлен, хотя и старался по мере сил изучать вопрос.
- О,-  только и смог произнести он, чувствуя себя несмышленым мальчишкой. - Вот как... Это...хорошо...
Пряча невольное смущение, он накрывает ладонью пульсирующий зародившейся жизнью живот девушки, приникает к нему щекой, впитывая в себя биение пульса сына и находя неописуемое упоение в том простом факте, что он уже существует на свете...и уже ничто не в силах этому помешать. Тихий голос Авии мерно струится над ним, изящно вплетаясь в его собственные мысли. Да, конечно, он ни на минуту не забывал о том, какую странную наследственность они обеспечили своему будущему ребенку - падший архангел и отчаянно стремящаяся к Свету катако: пожалуй, такой свистопляски не было за всю историю существования мира, и, конечно, они страшно, невообразимо рискуют, но стоит ему услышать стук маленького сердца, надежно защищенного плотью возлюбленной, и эти опасения будто утрачивают свою значимость. Гораздо важнее то, что их Александр, их маленький сын жив и будет жить - чего бы им это не стоило.
Их пальцы тесно переплетаются, будто лишний раз укрепляя их связь, и Люцифер мягко улыбается в ответ. Спустя мгновение, однако, на его лицо ложится неуловимая тень, а черные глаза становятся на пол тона темнее. Конечно, эти мысли не раз посещали и его самого - кто знает, чем обернется для его мальчика жгучая, больная кровь бывшего Дьявола, мятежная душа архангела-отступника и неугасимые стремления того, кем он стал в итоге. Ослепительно долгую секунду в комнате царит полное молчание, а затем Люцифер поднимает глаза.
- Я не допущу этого, - слегка хрипловатым голосом произносит он, вглядываясь в родные до боли чайные глаза. - Я сделаю все, чтобы он никогда не повторил мою судьбу. В конце концов, - его губы трогает чуть горьковатая усмешка, - если его отец на что и способен, так это защитить его от своего пути.
Он не добавляет "даже если для этого мне придется уйти", но эти слова отчетливо звенят в разреженном воздухе. В следующее мгновение он подается вперед, все еще стоя на коленях, и обнимает ладонями лицо Авии, смешивая в угольно-черных глазах отчаяние и надежду.
- Я люблю вас двоих больше всего на свете, - тихо и пронзительно произносит он, будто впечатывая эти слова в саму вечность. - Я пойду на все, чтобы уберечь вас от Тьмы... и...неважно, чего в нем больше...в конечном итоге он выберет сам...слава небесам, у него есть то, чего я в свое время был лишен, - архангел слегка улыбается, - право выбора. Он свободен, Ави. Он может пойти любым путем. А от своего...я уберегу его, обещаю.
Может ли отец обещать своему ребенку больше? Он уже не ищет Бога, хотя нет-нет, да и вглядывается в зияющую синеву небес. Теперь ему предстоит решать самому, теперь уже и у него есть сын, который будет ждать от него самых важных ответов. Сможет ли архангел дать их, знает ли он, что говорить?
Люцифер на мгновение прикрывает глаза. "Я люблю тебя" - не самый надежный вариант, но его определенно стоит попробовать.
"Я люблю тебя" - он посылает мысленный импульс к биению крохотного сердца, и через миг всю ментальную связь затопляет теплом...

Конечно, не позволишь, конечно, защитишь... Тонкие пальцы девушки осторожно вплетались в темные волосы архангела, перебирали растрепанные пряди, приводя их в еще больший беспорядок, а потом узкая ладонь приглаживала их с такой нежностью, что ее можно было почувствовать в воздухе, как аромат только что испеченных булочек с хрустящей корочкой, как теплую волну, льющуюся от потрескивающего камина.
Авия, затаив дыхание, наблюдала общение Люцифера с сыном, упивалась его прикосновениями к животу и знала, что их еще не родившийся малыш, еще не до конца сформировавшийся, уже тоже радуется этому общению, реагирует на голос, тянется ручками и пытается ответить.
- Ты очень нужен ему, Люцифер, - она встретилась с мужчиной взглядом и вздохнула. Что-то не нравилось ей в этом взгляде, какое-то отчаяние, болезненная решимость. Ей хотелось стереть это нечто, рассеять, чтобы в любимых глазах осталась только наполняющая их нежность. Авия наклонилась к нему, насколько позволял живот, и поцеловала в губы, - не как защитник, не как учитель даже. Для этого еще рано. Ты нужен ему, как папа, - она улыбнулась, - знаю, тебе сложно понять, как быть папой. Я тоже плохо разбираюсь в отцах, у меня перед глазами не было такого примера. Но я знаю, какой папа нужен нашему сыну. Тот, что будет баюкать его в своих объятиях, тот, что будет кормить его с ложечки и целовать на ночь. Тот, что просто будет катать его, посадив на шею, подбрасывать в воздух, помогать делать первые шаги. Смотри... - девушка отстранилась, взяла ангела за руку, приложила его ладонь к животу, слегка надавив кончиками пальцев, и через несколько секунд мягкая ткань платья чуть натянулась - маленькая ручка толкнула изнутри, - он хочет, чтобы ты был рядом.
Авия отвела взгляд и облизнула губы. Она точно знала, что нужно ее сыну - то, чего не было у нее самой. Любящих родителей, тепла, которым они могут окружить свое дитя, объятий, в которых ничего не страшно. А чтобы дать это, совсем не обязательно призывать на помощь всю мощь сверхъестественных сил.

Мир влюбленных до отказа наводнен самыми разнообразными жестами, буквально затоплен ими – еще одна из непреложных истин, открывшихся ему. Немыслимая, неизмеримая сила притяжения, возникающая между двумя душами и рождающая электростатическое напряжение на уровне мельчайших наночастиц, оказывается, влияла и на физические оболочки, и архангел, зачастую сам того не осознавая, начинал ощущать жгучее покалывание в кончиках пальцев, снять которое можно был лишь одним способом – прикоснуться к Авии: провести легчайшую незримую линию на ее щеке, обвести мягкий абрис губ, заправить за ухо непокорную прядку. Прежде он никогда так сильно не нуждался в прикосновениях – мысленная связь со всем окружающим миром с успехом заменяла ему любое невербальное общение. Теперь же все обстояло совсем иначе, и ему было вовсе не обязательно проникать в сознание возлюбленной, чтобы угадывать мельчайшие из ее желаний – точно так же, как сама девушка, вообще не обладавшая способностью к телепатии, предугадывала, казалось, каждое его движение.  Это удивляло и одновременно восхищало его, никогда прежде не сталкивавшегося ни с чем подобным. Это было тем более забавно, что для Авии, выросшей вдали от всего сверхъестественного, неизменно заполнявшего его жизнь, в разворачивающейся феерии не было ничего ошеломительного – природа любви была знакома ей лучше, чем ему. Не раз, замечая откровенное изумление на его лице, она мягко смеялась, сверкая своими чайными глазами, будто говоря: «Да-да, и так бывает» - и это, кстати, тоже было удивительно – читать ее мыли вот так, не прибегая ни к одной из своих сверхъспособностей.
Его ребенку, как оказалось, тоже нужны были прикосновения – он понял это, еще впервые прикоснувшись к тогда еще едва округлившемуся животу катако. Тогда ни о каких толчках и движениях и речи не стояло, но ментальное поле буквально вибрировало от нежности и радости, вызываемой его близостью. Он не мог этого объяснить – а со временем перестал даже пытаться, целиком отдаваясь новой, потрясающей в своем совершенстве связи. «Александр» - шептал он, вплетая свой голос в теплые, успокаивающие импульсы, обращенные к сыну, и мог поклясться, что где-то в самой глубине ответной волны чувств звучит тихое, но оглушительно-четкое: «Папа»…
Люцифер прикрыл глаза. Будущее все еще вырисовывалось слишком неясным, чересчур противоречивым – и для него, и для его ребенка. Они пережили конец света, но рождение младенца грозило стать событием куда более впечатляющим и опасным. Все, что он знал на настоящий момент – он готов пойти на что угодно, только бы его сын не оказался однажды перед тем выбором, что некогда выпал ему самому. Все, что угодно – только бы тот не повторил его судьбу.
«Ну, хвала Господу, ты не Бог» - с изрядной долей иронии высказывалась по этому поводу Джадит, не устававшая напоминать ему, что отец из него уже получился стоящий. Богом он и правда не был – и при учете всех обстоятельств, кажется, воистину к счастью. И все же оставленные уже в прошлом вопросы не давали ему покоя, теша архангела, возможно, иллюзорной надеждой, что ответь он на них – и все могло бы стать куда определеннее.
- Если только не возникнет прямой необходимости уйти, - его голос слегка хрипит на этих словах, - я всегда буду рядом.
Малыш снова толкнулся в животе Авии – кажется, подобный ответ его не очень устроил, но большего Люцифер пока пообещать не мог.

Прямая необходимость. Эти слова царапали своей сухостью, резали, как тупым ножом, отдавались ноющей болью, вызывающей неудержимое желание разреветься. Авия едва слышно охнула, когда малыш пнулся изнутри, похоже, разделяя все ее чувства, успокаивающе погладила живот, а потом, не взглянув на Люцифера, резко отпрянула, со скрипом отодвинулась на стуле и встала, опираясь о стол. С каждым днем ей все сложнее было подниматься, груз живота, пусть и приносящий радость, давил на спину и мешал двигаться. С каждым днем все сложнее было выбрать положение, в котором бы более менее ничего не болело.
Авия обошла стол и стала собирать посуду, нарочито громко, может, не отдавая себе в этом отчета, гремя тарелками. Она хотела, чтобы Люцифер чувствовал ее обиду, ощущал ее негодование и понимал их причину. С неприятным звяканьем чашки и блюдца отправились в посудомоечную машину, скомканное полотенце полетело на столешницу, и Авия вышла из кухни в гостиную.
Лежащий на диване Панда встретил катако недоуменным взглядом, посмотрел ей в глаза, моргнул и, переведя взгляд на архангела, протяжно мявкнул. "Знаешь, моя бедная глупая человеческая девочка, - как бы говорил он, - я давно предупреждал, что этот мрачный самец - совсем не то, что тебе нужно."
Авия остановилась у окна, повернувшись спиной и к "самцу" и к коту, едва слышно шмыгнула носом. Она редко укоряла Люцифера, почти никогда не предъявляла претензий и не качала прав. Но сейчас игла страха, которая вечно сидела в ней, то почти растворяясь, то вырастая до размеров шпаги, колола слишком сильно.
- Знаешь, я поняла бы... приняла бы многие причины твоего ухода, - начала Авия не оборачиваясь, - я поняла бы тебя, встреть ты другую, более красивую, более желанную. Я поняла бы и отпустила тебя, не затаила бы злобы. Я приняла бы тот факт, что ты натешился мной, наигрался в семью, что тебе все это опостылело. Я ведь понимаю, подгузники, семейные обеды, походы за покупками, секс в одной и той же постели - это все не для архангела, не для того, кто был дьяволом столько столетий. Я поняла бы тебя, пожелай ты вести более интересную, более насыщенную жизнь где-то еще, с кем-то другим, - она, наконец, обернулась, в глазах стояли слезы, - но я отказываюсь принимать такое объяснение. Я не хочу, чтобы ты жертвовал нами ради нас же, - рука девушки легла на живот, поясняя, кого она имеет в виду под словом "мы", - думаешь, когда он вырастет, его согреет факт, что отец бросил его, потому, что была острая необходимость? Потому, что наш папа вечный мученник, обрекающий себя на одиночество? Потому, что он не может быть просто счастлив и ему необходимо спасать кого-то ценой этого самого счастья? Мне страшно, Люцифер! Я не боюсь остаться одна с сыном на руках, я боюсь, что мне придется продолжать любить тебя, зная, что ты защищаешь нас, держась подальше.

Несколько простых вещей он может с точностью до процента предсказать уже сейчас. Его сыну будут нравиться яркие и блестящие игрушечные машинки, но сердце свое он непременно отдаст ретивому "Харлею", пополнив ряды семейных гонщиков и количество седых волос на висках матери. Он непременно будет сладкоежкой и покорителем верхних полок "со всем самым вкусным", а после сохранит на всю жизнь привычку добавлять неимоверное количество сахара в чай и кофе, порождая еще одну легенду - о том, что сахар очень полезен для крыльев, поэтому архангелы так его и любят. Он абсолютно точно не будет тем идеальным послушным мальчиком, образ которого обычно рисуется в эйфорических представлениях о детях - и вряд ли окажется даже среднестатистическим ребенком в вопросах непослушания, скорее уж, он будет действительно трудным, непоседливым, неугомонным и упрямым, но, засыпая ночью в своей кроватке более кого-либо будет напоминать ангела. Он будет влезать в любую неприятность, которую только найдет на своей дороге, и выходить из нее с видом: Ну, здесь, я уже побывал, посмотрим, что там у нас дальше". У него будет самая открытая в мире улыбка и самый заразительный смех, самый ёршистый характер и самая непримиримая тяга к приключениям, самые чистые мечты и самые необычные способы их исполнения. Все это Люцифер мог сказать уже сейчас, даже не особо углубляясь в дебри провидения, но был вопрос, на который он пока не мог дать точного ответа, хотя и желал этого всем сердцем. Будет ли у его мальчика самое потрясающее в мире детство? То, которого он сам и в большинство его братьев были лишены в распрекрасных эдемских кущах? У всемирного добра не хватало времени на детей - и они вырастали так быстро, что просто не успевали хоть раз в жизни поверить в сказки. Теперь у него была своя сказка, и хотя он всего лишь хотел, чтобы жестокая реальность не ворвалась в нее раньше времени, оказалось, что так он может и вообще ее потерять.
Архангел неслышно скользнул к ссутулившейся у окна девушке, мягко приобнимая ее за плечи и едва касаясь губами легкого пушка на ее шее. Авия вздрогнула, оборачиваясь в его объятьях и звенящим голосом бросая ему в лицо все, что до этого витало между ними темной дымкой, которую никто не решался облечь в слова. Он на мгновение прикрыл глаза, не то спасаясь от ее злой правды, не то защищая ее от собственной боли, а потом резко распахнул их и, обняв ее лицо ладонями, вгляделся прямо в дрожащую чайную глубину.
- Для меня нет никого красивее и желаннее тебя, глупая ты девчонка! И я никогда не играл с тобой и не собираюсь этого делать! И для меня нет жизни увлекательней и интересней, чем та, что я могу провести с тобой и нашим сыном! Да, черт возьми, с подгузниками, с бессонными ночами, с твоими истериками, с его проблемами, с нашими буднями и праздниками! Я люблю вас, представь себе! - он на секунду замолчал, переводя дух, и продолжил - уже совсем тихим, почти сдавленным тоном: - Я очень люблю вас. И больше всего на свете боюсь вас потерять... не из-за очередного пришествия тьмы, козней демонов или еще какой напасти. Это все мы умеем переживать - научились. Я боюсь...навредить ему, понимаешь? - его рука, чуть дрожа, скользнула по мокрой от слез щеке катако. - Боюсь, что то, что еще есть во мне от Тьмы, может...однажды разрушить все. Его, тебя, нас... Я боюсь, что...не смогу стать для него хорошим отцом...да просто отцом. Я не хочу, чтоб он однажды обернулся и увидел во мне чудовище... Не хочу.
Он замолчал, отступая от девушки на шаг, словно даже прикосновение к ней причиняло ему боль. И без того темные глаза резко заволокло непроглядной тьмой - впервые после окончания Апокалипсиса.

Авия смотрела в глаза любимого мужчины, вглядывалась в темные, не отражающие света зрачки, черные, магнетически притягивающие, страшные и родные до ноющей в груди нежности. Она смотрела и видела другие глаза, еще совсем юные, голубые, наполненные светом. Глаза, которые, наверное, были у архангела Самаэля. Такие глаза, которые, несомненно, будут у их сына.
- Ты ничего не понимаешь, глупый ты архангел, - негромко проговорила девушка, неосознанно передразнивая Люцифера, - никак не можешь понять, хоть и прожил сотни веков, хоть держал в кулаке весь Ад, наводил страх на человечество и принуждал ангелов к бегству. Сколько раз Джадит показывала тебе твое отражение? А ты до сих пор боишься взглянуть на себя в зеркало, боишься увидеть, кто ты такой, принять себя таким, каков ты есть. Смириться.
Девушка тихо охнула, поддержала рукой живот, в котором что-то болезненно кольнуло от волнения и охвативших ее эмоций. Авия оттолкнула тяжелую ткань штор, осторожно опустилась на низкий подоконник и снова подняла взгляд на Люцифера, смотрела на него долго, не прерывая молчания, будто ждала чего-то, то ли ответа, то ли жеста. А может, просто хотела увидеть, как лицо любимого мужчины оттаивает, как выражение его меняется, становясь снова взволнованно-заботливым.
- А я хочу, чтобы ты понял, Люцифер. Уяснил одну простую вещь. Как я нужна тебе, почти беспомощная катако, ничего не значащее существо, не играющее никакой роли в расстановке сил в мире, так и ты нужен мне, весь, целиком, с давно забытой эдемской юностью, с веками в Преисподней, с кровью на руках, с тьмой в душе. Я люблю в тебе все, Люцифер! Все, что делает тебя тобой. И сын наш должен знать правду. Он должен видеть своего отца настоящим, знать, на что ты способен. Наш мальчик должен вырасти сильным, и поможет ему в этом правда о тебе, мудрость, которую он почерпнет от тебя, от знания, какая борьба происходит в душе его отца. Он должен знать все и понимать, кто ты такой. Ему не нужны сказки о Люцифере-праведнике, ему не нужна спасительная ложь. Я знаю, наш сын вырастет до страшного похожим на тебя и поэтому ему нужна правда. Опасная, страшная, но правда.
Авия осторожно поднялась, придерживаясь за стену, сделала шаг к архангелу и положила ладонь ему на грудь, туда, где билось сердце.
- Наше дитя должно знать, что его отец борется со злом внутри себя. Как и его мать.

Он кидается к ней за миг до того, как девушка с тихим вздохом хватается за живот, мягко подхватывает под локоть, помогая опуститься на подоконник. Он уже научился не звать эдемских целителей всякий раз, когда его возлюбленная морщилась, но до сих пор ловил себя на том, как странно и резко обрывается сердце в такие моменты. Он ощущал себя до нелепого беспомощным, неопытным и растерянным - он, способный перекраивать нити вероятностей по собственному желанию, вершивший судьбы империй и просчитывающий вековые закономерности Бытия. Это казалось почти смешным и грозило непременно войти в число семейных шуток, но пока ему было совсем не весело.
Он по привычке криво усмехается, слушая ее взволнованный, проникновенный голос. Правда. Он столько столетий положил на то, чтоб эту самую правду не узнал никто, кроме Того, кто стоял у самых ее истоков, и то не шибко-то преуспел, если вспомнить о том, как легко его "раскусил" Инграм. Архангел не особо распространялся на эту тему, но до сих пор считал тот давний свой порыв откровенности непозволительной слабостью. Теперь, конечно, все карты открыты, и Ад остается в прошлом, но вековые тени так просто не победить, а белоснежный оттенок собственных обновленных крыльев все еще режет ему глаза. Имеет ли он право со всеми эти отпечатками, шрамами, метками оставаться рядом с теми, кого ни в коем случае не должна больше касаться Тьма?
"Настанет ли когда-нибудь то счастливое время, когда ты перестанешь грузить себя столь неоднозначными вопросами?" - Михаил перед его внутренним взором иронично улыбается. Пожалуй, с течением времени его воображение наделило старшего брата жестами, которые вряд ли были ему свойственны. Но, в конце-то концов, что этот образ, как не голос его собственной совести, и.о. которой в последнее время крайне радует его постепенным отходом от этой незавидной роли. Странно, что даже так глубоко внутри, по сути говоря с самим собой, он не видит собственного лица, извечно наделяя его чужими чертами. Авия права - он до сих пор не решается взглянуть на свое отражение. Крайне постыдная трусость для воина Света.
Ладонь девушки мягко касается его груди. Он невольно задерживает дыхание, осторожно, будто бы даже нерешительно, кладет руки на ее плечи, невесомо касается губами макушки.
- Возможно, он и будет нашей окончательной победой, Ави...Нашей общей победой.
Люцифер слабо улыбается, прикрывая глаза. Возможно, однажды ему придется дорого заплатить за это решение. Но пока....пока он остается с теми, кого хотел бы защитить от самого себя.