Название: Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен
Участники событий: Джадит Мирроу, Локи
Время событий: много тысяч лет назад (после разбития Зеркала)
Место событий: территория современной Великобритании
Описание событий: Для своего создателя она мертва, а человеческий мир не спешит принимать ее в свои владенья. Когда у тебя нет дома, и ты даже не знаешь, кто ты, единственный, кто может тебе помочь должен быть похож на тебя.
Вот так и встретились девочка, которая никогда не была ребенком, и житель Асгарда, который на самом деле никогда не был богом.

Оставаться среди зеркал больше невозможно. Выйти в мир подобно смерти, но та, улыбнувшись, лишь задевает ее краем своего одеяния. "Не время, девочка, все еще не время" - и уходит, когда зеркало как никогда хочет с разбега рухнуть в ее всепонимающие объятия.
"Забери меня!"
Она одна. С этого момента и на целую вечность вперед в сознании - звенящая пустота и осколки ее самой, которые, возможно, смогут отгородить запертого в Аду ангела от Тьмы. Она не знает, но разыграла последний козырь, стремясь если не спасти, то хотя бы дать время. Он умеет совершать невозможное и теперь на это чуть больше шансов. И не думать о цене.
"Забери меня!"
Кричит чернокрылому ангелу, его жнецам, ускользающей смерти, зеркалам...запирая отчаянный вой в себе, чтобы никто не знал, чего стоит ей вернуться. Никто не должен услышать. Никто не должен прийти. Иначе вся игра пойдет прахом...но какое ей дело до Игры, когда разорванная в клочья душа, вперемешку со стеклом, медленно тлеет в груди. Не вырвать. Так хочется...и ногти скребут по телу, в кровь расцарапывая кожу.
"Прочь!"
Смерти. Боли. Зеркалам . И здесь уже - изо всех сил, не скрываясь, срывая и собственный голос и так страшно молчащую связь. Она старается не смотреть. Отключить чувства и просто. не позволить. себе. умереть, но неизменно натыкается на звенящую, страшную пустоту там, где раньше было его присутствие.
Девочка воет, ломая ногти о неприветливую землю, плачет, скулит, разбивает кулаки о камни - в этом нет смысла, но и в ее существовании теперь нет смысла. В этом мире нет смысла. В Боге его не было и подавно, так за что же ей ухватиться, если ангел теперь поз запретом?
Ничего не находится. Или она просто плохо ищет. Какая разница, если подумать - и серые глаза холодны и безжизненный как никогда за вечность. Она не мертва, но это уже даже не выживание - на сотню ступеней ниже всего. Забавно, кажется - упасть ниже Ада и молить о том, чтобы вернуться туда. У кого? В том кроется величайшая ирония ее не-жизни - молиться некому. Небеса пусты и ангелы не ответят. Кому угодно - но не ей, потому что она не отсюда. Ад так же не ответит - она защищена от демонов и теперь - он него...
Боль вновь вгрызается в обугленный остов сущности, но уже слишком сильна для того, чтобы ее замечать. Девочка поднимается. Бредет куда-то, не разбирая дороги. К чему ей все это? Впервые за всю ее жизнь ей не спешат на помощь - отшатываются в ужасе, едва поймав взгляд. Она не знает что там, просто продолжает идти, чтобы делать хоть что-то.
От себя все равно не сбежать, а время, как ни старайся, не обогнать, но, может быть, если она очень постарается, то сможет втоптать в сухую, рассыпающуюся пылью землю саму мысль о смерти.
Она должна выжить, но кто же знал, что это так сложно без...
"Не думай"
Пока что проще так...закрыть глаза, не обращая внимания на все, что с ней произошло. Не вспоминать разбитое зеркало и то, как легко горит сущность. Не обращать внимания на задавленную ей же связь.
"Не думай"
И это, пожалуй, лучший совет, который она может себе дать.

Ему никогда особо не нравился Асгард, но для сына ётуна было жизненно необходимо иметь эту "крышу". Расклад был прост: только боги вольны творить все, что заблагорассудиться, а раз так, ему нужно быть богом. Это не так уж трудно, как может показаться - стоило только как следует заговорить Одину зубы и показать пару фокусов, которым обучила его мать. Ловкость рук и сплошное мошенничество.
Божественность в кармане, как и куча других не особо нужных ему безделушек, и он в очередной раз оставляет Асград, чтобы отправиться туда, где ему действительно по душе. Мир людей, в котором он может быть кем угодно, кроме разве что самого себя, но он уже привык не переживать особо по этому поводу. Щелчок пальцев - и у него будет новое лицо и новая улыбка. Мановение руки - и любая игра начнется заново. Привилегия не бога, но Трикстера. Неизменное право Шутника - смеяться над всем, начиная от себя самого.
- Рагнарекская опоссумиха, - четко выговаривает он, возникая рядом с Хеймдалем и панибратски хлопая бога по плечу. Неизменный страж Асгарда стряхивает его руку и недоуменно таращится на взлохмаченного "беженца".
- Что?
- Это же пароль, разве нет? - Трикстер делает большие глаза, и пока Хеймдаль смекает, что к чему, со смехом минует Врата и скатывается по радужному пути, как по большой горке.
- Не забудь, обратный пароль - одиновы сандалеты! - весело вопит он, и в следующую секунду уже деловито оглядывается по сторонам, ощущая под ногами твердую землю мира смертных. В этом была своя прелесть - не знать, в какой именно точке земного шара (на какой из родинок кита или царапине на панцире черепахи - он успел забыть, какая из теорий нынче в моде) он окажется после перехода. Окружающая местность более всего располагала к размышлениям и умиротворению - а значит, совершенно ему не подходила. Трикстер разочарованно крякнул и хотел уже было переместиться в более оживленное место - какую-нибудь столицу, например - как вдруг его внимание привлек какой-то едва различимый звук. Не то вздох, не то плач - из тех, которые не слышны даже миру, но отлично ловятся на его изнанке. Локи недоуменно огляделся по сторонам. ища источник этого вселенского шума, и и в следующий момент едва не сбил с ног шагавшую куда-то девчушку лет десяти, которая. налетев на него, продолжила путь так, как будто его и вовсе не существовало. А уж что-что, а свое существование бог обмана считал фактом, обязательным к рассмотрению в любых инстанциях.
- Эй, дитятко, ты почто добрых людей с ног сшибаешь? - редкий случай, когда ложь удалась ему от начала и до конца: на ногах он устоял, человеком не был, доброты в списке своих диагнозов не имел, да и сероглазая девчонка была кем угодно, только не ребенком.
"Либо тут что-то не так, либо Один - пятиглазый красавец", - решил Трикстер, с легкостью возникая прямо перед девочкой и заграждая ей дорогу.
- Эй, веснушка, я к тебе обращаюсь, - лицо у малышки было бледным, без единого пятнышка, но почему-то это прозвище было первым, что пришло Локи на ум. А это, как известно, штука серьезная.
если, конечно, на этом свете хоть что-то может считаться серьезным.

Она уже разменяла пару каких-то мелких сел, так и не раскрыв рта на предложения помочь. Ей кажется, что этого единственного небольшого усилия хватит, чтобы разлететься в пыль окончательно. И все же ее до сих пор что-то держит, и пусть зеркала как никогда близки - она все еще в этом мире, а до смерти остался целый вдох.
Она не дышит.
Даже сквозь грязь и кровь, разорванную, больше подходящую нищим одежду проглядывается то, что заложил в ней ангел. Несгибаемая воля, заключенная в хрупкое тельце. Совершенная сила в ореоле обезоруживающей беззащитности. Огромные серые глаза на худом бледном личике и тонкие руки, прикрывающие исцарапанную, едва прикрытую одежкой кожу. Ее пытаются спасти и обогреть, предлагая не то и не так. Да и не той, если подумать, и как ей поможет тепло бесхитростного костерка, если изнутри ее догрызает наконец-то не сдерживаемая Тьма, и нужно совсем немного - упасть на колени и позволить ей завершить давно начатое дело.
Она упрямо, но без цели идет дальше.
Кажется, вокруг красиво. Кажется, это можно назвать "умиротворяющим пейзажем", и по зеленому, с проблесками цветов, морю, волнами гуляет ветер,  создавая все новые виды. Кто знает, может быть и для нее, и даже этот мир не так жесток, чтобы оставить умирающего, и ей нужно только позволить себе увидеть.
Она смотрит под ноги.
Все очень просто, и девочка прекрасно понимает, что не сможет прятаться за бесчувствием достаточно долго, чтобы пережить это, и очень скоро разлетятся последние, еле-еле натянутые щиты, обрушивая все новые, смертельно сильные приступы злой, грызущей боли, и ей нужен хоть кто-то, кто сможет удержать. Просто прижмет к себе, когда все краски померкнут, а она вновь провалится в свой Ад, бесконечно переживая единственный момент жизни. Ей нужен хоть кто-то.
Она идет все дальше от людей, выбирая нехоженые тропки или создавая новые.
Звук собственных шагов звучит едва ли не магическим наговором и действует подобно настойке опиума для людей - отупляет, заменяя все мысли. Ее нет. Кто она? - Шаг. Не так уж и важно чей, да и к чему ей задумываться о таком. Однажды у нее закончатся силы. Прервутся шаги. Прервется все - блаженная, такая недолгая пустота, крадущая мгновения ее страдания.
Она хочет дойти до этого.
Натыкается на что-то, огибает, даже не видя, едва отмечая что это, кажется, очередной сочувствующий. Ей хочется, чтобы где-то была война, и на таких как она - потерянных сироток, перестали обращать внимание, стыдливо отводя глаза от чужой беды радуясь, что она коснулась кого-то, а значит, хотя бы на сегодня - можно спать спокойно. Мир позволяет раскрыться лучшим качествам, вот только она сейчас не та, кто сможет это оценить.
Ей больше всего хочется смерти. И это то единственное, что она не может себе позволить.
Местный житель не оставляет в покое, и она бы попросила его убираться своей дорогой и не накликать проблем. Она бы сказала, что есть те, кому его забота нужна куда больше. Она бы сказала, что сейчас эта улыбка - не проявление милосердия, а лишняя игла в сердце, но, кажется, попавшийся на пути бог и сам об этом знает.
Ей смешно.
Мир оказался куда изобретательнее на злые шутки, чем можно было предполагать. Хотела Бога? Получай.  
Ей горько.
Зачем он оказался здесь? Почему - так далеко от любой жизни. Что он забыл здесь...а впрочем, какая ей разница - мертвые серые глаза вновь утыкаются в землю.
Она бы хотела сказать ему многое, но боится разлететься в пыль.
И поэтому молчит.

Его не всегда звали Локи, но пары удачных трюков оказалось достаточно, чтобы об этом забыть. Он настолько ловко всех провел, что вскоре и сам поверил в свое божественное происхождение. Отец, которому никогда не было до него особого дела, быстро стерся из памяти. Места, в которых он бывал, ничем особым его не впечатлили и не так уж и отличались от Асгарда. Имя - что в нем? Пустой набор звуков. Оставалась только мать, о природе которой он сам мог только догадываться. Мать, лица которой он не помнил - не потому, что хотел забыть, скорее, у нее никогда его и не было толком. Вся она - сплошной размытый в его сознании образ, эфемерная сущность, подарившая ему жизнь, явление, не желающее принимать обтекаемую форму. Все, что он помнил - ее тепло и голос: ускользающий, мягкий, как шелест осенних листьев. "Больше всего этот мир любит смеяться, сынок. Научи его смеяться и смейся вместе с ним". Он хорошо запомнил эти слова - как и то, что сама мать была очень грустной, произнося их.
Забавно - с чего бы ему вспоминать об этом сейчас. Незнакомая девчонка вряд ли может напомнить о существе, древнем, как мир, но глядя в ее серые глаза, он вновь слышит тот шелест. Спустя секунду лицо бога обмана озаряет самая ослепительная из его улыбок - пожалуй, увидь такую Один, потерял бы и второй глаз. Но девочка не слепнет и вскоре опускает взгляд, застывая на месте. Локи не нравится подобная реакция - ему вообще не нравится, что вокруг него уже слишком долго никто не корчится от смеха. Такое просто нельзя оставить как есть - и он нахально тыкает незнакомку в плечо.
- Ты что, разговаривать не умеешь? Буквы знаешь? А, бееее....- в этот момент Трикстер обнаруживает, что сам не особо помнит алфавит какого бы то ни было языка и решает оставить эту тему. - Сделай агу-агу? Скажи: "Локииии"
Не иначе как в нем умирает великий педагог. Может стоит податься в Афины и открыть собственную школу? Говорят, сейчас там полно всяких чудаков, которые рассуждают о смысле жизни и собирают вокруг себя толпы. Локи бы сказал своим будущим ученикам, что если в жизни и есть какой-нибудь смысл, то над ним стоит от души посмеяться. Как только начинаешь относиться к жизни серьезно, она начинает вываливать на теб свои проблемы. Не сумеешь отшутиться - пиши-пропало.
Минуты через две богу надоело прикидывать свою будущую философию, и его внимание снова сосредоточилось на молчаливой девочке. Она не произносит ни слова с таким упорством, будто держит во рту птицу, которая боится вылететь. По прикидкам Локи, эта пичужка должна быть не больше колибри, хотя ему в голову почему-то упрямо лезет какаду.
- Ну ты хоть зубы покажи, - почесывая в затылке, просит он девчушку. - Что у тебя там - клад? Да не бойся, я не отниму. Эй, если ты мне сейчас же не ответишь, я начну тебя щекотать!
Обычно эта угроза всегда действовала. "Обычно" - означает, что он прибег к ней впервые. Локи не поклонник статистики, так что привык выяснять все "дверелобным" методом. В те далекие времена еще никто не додумался до табличек "на себя" и "от себя", поэтому по большей части лезли в чужие дела через окна.

Кажется, она не только говорить разучилась. Девочка смотрит на шевелящиеся губы бога, точно произносящие какие-то слова...и не понимает ничего. Она даже не слышит раздельных звуков, лишь то, что позже назовут "белым шумом". В ее мире теперь нет ни запахов, ни красок, и если можно быть мертвой среди живых, она как никогда близка к этому состоянию.
Очередная попытка уйти не увенчалась успехом - в тот же миг он легко толкает в плечо и, хотя прикосновение едва ощутимо, она шатается, словно получила серьезный удар.  
"Что тебе нужно?" - с губ не срывается ни звука, но когда-то она умела говорить глазами. Наверное, умеет и сейчас, но единственное, что там отражается: безысходность и тоска, и зеркало бы сказала, что так будет всегда, если бы точно не знала, что однажды еще раз встретит его...уже привычно обрывает мысли, не давая себе даже нечаянно коснуться ничего, что было бы связано с создателем. Боится, и неизвестно, чего больше: ответа или молчания. Впрочем, последнее уже становится привычным и тишина внутри намертво запечатывает губы.
Она чудом разбирает имя - Локи. Память, впервые нашедшая что-то, за что можно ухватиться выдает все то, что она знала или только слышала о скандинавском боге, и была бы она чуть менее мертва, оценила бы иронию мира, столкнувшего их вместе. Сейчас это слишком сложно, чтобы хотя бы пытаться. Сейчас он просто невероятно шумное препятствие, которое ей нужно обойти.
И он улыбается. Почему-то это обращает на себя внимание, и, конечно, она уже помнит его "специализацию", и все же - улыбается. Чуть более осмысленным взглядом она скользит по живому, постоянно меняющемуся лицу. Ей нравятся глаза - настоящие, мудрые и лукавые. Настолько, что она даже почти готова сказать ему об этом, но губы лишь приоткрываются, так и оставаясь безмолвными. К чему ей это? Зеркалу не нужны ни друзья, ни знакомые, и уж точно ей не хочется быть очередной его игрушкой.  
Ей вообще больше не хочется быть игрушкой, но в этот раз ее так просто не отпустят.
- Ло...ки, - едва выдыхает, и надломленный голос почти теряется среди окружающей их мирной тишины. Громче она не может, судорожно хватается за горло, стремясь задушить рвущийся следом вой. Она так и не смогла прокричаться. Докричаться до нужного градуса отчаяния, и если спустя несколько веков у нее для этого будет скрипка, сейчас - только голос. Ей все еще хочется уничтожить все, начиная с себя и она готова трупами вымостить дорогу от рая до ада, развесив по бокам фонарики с заключенными в них душами, если это поможет хоть на шаг приблизиться к ангелу...но не имеет права. И ей нельзя кричать, ведь и молчание, и ответ убьют в тот же миг. - Прой...ти. - Хрипит, задыхаясь своим же криком и это могло бы быть больно, если бы она не прошла эту ступень несколько дней назад. Здесь боли уже нет, только что-то постоянно свербит в груди...неприятно, скорее, и, раз он хотел услышать ее голос, то  вполне в этом преуспел и может поздравить себя с победой. Она лишь еще раз смотрит в понравившиеся ей глаза. Улыбнулась бы, да сейчас выйдет скорее оскал. Ни к чему это.
Она не замечает, что вновь расцарапывает едва переставшие кровить царапины, и если бы боль могла выходить с кровью, зеркалу уже должно было стать значительно легче. Обходит его, путаясь ногами в траве, но все же идет дальше. И снова живет от шага до шага и это, определенно, далеко не худший вариант существования.

Едва ли в целом мире найдется хоть одно существо, способное отвязаться от Локи, если тому что-то в голову взбрело - не удалось это Одину и всему Асгарду, и уж точно не удастся этой слишком уж молчаливой девчонке с непроницаемым помертвевшим лицом. Она все еще не засмеялась и не наградила его положенной порцией аплодисментов - а значит, в ближайшем будущем ей никак не светит избавиться от его во всех отношениях приятного общества.
Серые глаза девочки слишком тусклы и безжизненны даже для этого смертного мирка - и это, простите за каламбур, задевает его за живое. С такими глазами просто противозаконно разгуливать по улицам, так что он, можно сказать, блюдет нравы и следит за порядком - вполне себе благородная цель. Преисполнившись осознанием важности собственной миссии, Локи даже не думает отступать - только не теперь, когда он и так уже потратил целых пять минут на попытки разговорить этого странного ребенка, в котором детскости было меньше, чем в самом Трикстере - божественного происхождения.
- Ло...ки...
Стоило признать - его имя уже как только не произносили. С гневом, звенящим внушительней любого грома - всякий раз, когда какая-нибудь проделка великого шутника выводила Одина из себя. С тяжким вздохом, к которому неизменно примешивалась не особо-то и скрываемая улыбка - когда он, не подумав, выпаливал очередной "шедевр мысли", выводя из равновесия даже всетерпеливого Бальдра. С обожанием и страстью - когда он пускался в амурные приключения - причем как в мужском, так и в женском обличье, ведь совершенству, как известно, нет предела. Его проклинали, благословляли, поносили, восхваляли, любили или ненавидели - но еще никогда его имя не звучало так... хрипло. Как будто, для того, чтоб произнести его, девчушка потратила весь оставшийся у себя воздух...
- Прой...ти...
А, нет, еще остался. Локи задумчиво прищуривается, не изменяя, впрочем, своей извечной улыбке. Похоже на то, что девчонка вполне искренне считает себя мертвой...Что ж, придется преподнести ей горькую правду на блюдечке с голубой каемочкой. Не всем же встречным, в конце концов, потакать детским фантазиям! Кто-то должен быть суров и непоколебим.
- Ну и чего ты так орешь? Я ж чуть не оглох, - пожаловался он, в очередной раз заступая ей путь. От бога не укрывается ее внимательный взгляд в глаза - смахивает на прощальный, но уж такой-то радости он ей точно не доставит. Его губы растягиваются в игривой широкой улыбке, приглашающей ее если и не улыбнуться в ответ, то хотя бы перестать так очевидно кукситься. Зря он, что ли, тут распинается? Любое выступление требует оваций, и без этого жизненно необходимого знания он ее точно не отпустит.
- Не знаю, в курсе ты или нет, но в этой версии реальности умирать дозволяется только от смеха, а ты еще и минутную норму не выполнила, - как бы между прочим, сообщает он. - Так что, давай, завязывай. Что у тебя стряслось-то, веснушка? Лакомство отняли или куклу потеряла?
Похоже, главная проблема этой малютки - в том, что она принимает все чересчур всерьез. А это уже смахивает на личное оскорбление...

На грани яви и кошмара очень сложно различить хоть что-то. Земля под ногами то становится гипер реалистичной, и она видит каждую травинку и песчинку под ней, то практически теряет очертания, становясь смазанным зеленовато-коричневым пятном. Ближе-дальше, прозрачная или осязаемая даже без прикосновений, прямая, словно лучшая из математических моделей фигур, распадающаяся на множество взаимно проникающих друг в друга измерений. Ее должно пугать, что этот мир она начинает видеть так, словно находится в зазеркалье, но чувство страха погибло первым. Было бы неплохо поспорить, что уйдет в следующий миг, если бы она хоть когда-то была азартной.
Ей безумно хочется домой, но она не знает, где это.
Она даже не знает, что такое дом - никогда не было, ведь равнодушный ко всему родной мир сложно назвать уютным и вряд ли найдется тот безумец, которому действительно хорошо в Аду. Впрочем, там ее сейчас все равно никто не ждет, стоит ли забивать голову ничего не значащими рассуждениями. Но, кажется, это похоже на цель - найти дом, и если бы зеркало сама понимала, почему это сейчас так важно. Разве что указывает, что она все еще жива...у мертвецов, как известно, не слишком много желаний.
Обнадеживающая мысль.
- Лакомство отняли или куклу потеряла?
Вопрос пригвождает к месту лучше любых испытанных на ней кандалов: не двинутся, не вздохнуть, не закричать. Она замерзает. Вспоминает, кого именно потеряла и как он несоизмеримо далеко от куклы. Вспоминает, через что ему придется пройти, чтобы вернуться. Одному. За что этот бог так с ней? Дрожащие, до синевы бледные руки крепко сжимают голову.
"Забыть. Забыть. Забыть"
Отчаянная мысль скачет небольшой пичужкой, но ей уже не остановиться. Все сдерживаемое в последние дни захлестывает сильнее цунами, замораживает, сильнее любого арктического ветра, бьет наотмашь, но она уже не может чувствовать.
"Не вспоминай!"
Кричит себе, но уже видит не насмешливые зеленовато-карие глаза, а беспросветную, пульсирующую безумием Тьму.
-Что ты знаешь о смерти! - кричит самый необходимый сейчас голос, задыхаясь не своей яростью, и злая ирония в том, что о смерти она знает куда больше, чем о жизни, разве что никогда не видела смысла рассказывать
-Зеркальная...тварь. - Вновь бьет по остаткам сущности и, кажется, она падает на колени, но уже не чувствует этого. Все верно...она тварь. Он прав. Он всегда был прав. Тварь. Тварь. Тварь, - насмешливо вторит собственная Тьма, холодом вкручиваясь в бешено стучащее, словно разом пытающееся отработать за всю вечность, сердце.
-Кукла Дьявола, - хором голосов взрывается разум, руководимый единственным дирижером, и она вновь видит опостылевшие лица, привычно выделяя единственное, чувствует приторно, нереально нежное прикосновение к щеке. - А он хорошо тебя вылепил, малышка, - змеиный шепот из-за плеча, влажное дыхание, обжигающее шею, предупреждающе сжавшиеся на плечах руки, хотя она и не собиралась дергаться. - Но что будет... - ухоженные пальцы режут щеку словно бритва. - Когда подстилка надоест господину, - торжествующий блеск в безумных глазах, подкатывающая к горлу тошнота и желание содрать с себя кожу, лишь бы забыть об этих руках. - Подумай, малышка. - Этот шепот отравляет ее кровь, заменяя ее какой-то мерзкой жижей. Этот шепот будет преследовать ее вечность...
-Ты можешь кричать, это не изменит дела, - ровный, почти лишенный эмоций голос палача, и, кажется, нечто похожее на уважение во внимательных глазах. Это действительно ничего не изменило, и больше всего в тот день она была похожа на анатомическое пособие...но не кричала
-Скажи мне, - изящная ручка с кровавым маникюром хватает ее за подбородок, вынуждая смотреть в глаза.
-Спроси сама, вдруг ответит, - она дежурно улыбается, хотя знает, что бывает в Аду с теми, кто отказывает высшим. Тем более, если господин не запрещает этого открыто
Она тонет в своих же воспоминаниях. Задыхается своим криком. Умирает тысячью уже прожитых смертей, почти теряя чувствительность к чему бы то ни было. Кажется, это уже безумие, и ей никуда не выбраться оттуда.

В его шумном, балаганно-пестром мире нет места воспоминаниям. Не то чтобы они под строжайшим запретом или как-то особенно ранят. Как и любого живого существа в его прошлом было всякое - и хорошее, и не очень - но он старательно не запоминает ни то, ни другое. Усваивается общая информация, какие-то базовые характеристики (в духе того, что Один всегда  - "старый пердун", а его сын Бальдр - "мальчик-колокольчик"), но ничего серьезного в его памяти не откладывается, будто он, опередив прогресс на добрые тысячелетия, изобрел своеобразный антивирус.
Локи не признает серьезного отношения к чему бы то ни было. От этого, как ни крути, одни проблемы. Все, что серьезно - привязывает. Все, что привязывает - ограничивает свободу, тянет, причиняет боль. Он не боится боли - для него она тоже не является чем-то существенным. Но все же куда предпочтительнее в любой момент иметь перед собою сотни дорог и не жалеть о том, что оставил. Нельзя же, в самом деле, удержать ветер...
Сероглазая девчонка, задыхающаяся сейчас перед ним, судя по всему, не знала этого простенького правила. Собственные воспоминания захватили ее как паутина недалекую муху, и чем больше она будет биться, пытаясь вырваться - тем прочнее увязнет.
На мгновение бог обмана склоняет голову набок, едва ли не с интересом вглядываясь в побледневшее искаженное немым криком личико. Это ж надо - настолько себя привязать. К чему? К кому? Локи достаточно любопытен, чтобы вытянуть девчонку из одного только голого желания непременно узнать ответ. Если он ему не понравится - вполне можно будет забыть, как он делает это с любой лишней информацией. А если понравится - может выйти неплохая история, будет чем позабавить местных красоток - женщины всегда любят ушами, будь то смертная доярка или пресветлая богиня. Помнится, Фрейе тоже всегда нравились его россказни...
Локи только примерно знает, как вообще полагается действовать в подобной ситуации. Успокоить. Отогреть. Нашептать что-то хорошее, доброе, светлое. Ничего из этого он делать не собирается, и причина проста, как и все на этом свете - девчонка ожидает этого и подсознательно отгораживается, значит, самый верный способ - самый неожиданный.
Поэтому Трикстер спрашивает себя: "Как НЕ надо действовать, чтобы успокоить?" - а уж в чем-в чем. а в этом ему точно нет равных. Спустя мгновение он заливается веселым смехом и, схватив девчушку за руки, принимается кружиться с ней на месте, заставляя скакать вслед бешеному ритму не существующего ни у одной из народностей танца.
- Какая ты скуууучная! - радостно вопит он, разгоняясь до приличиствующей его безумному настроению скорости. - Давай, растряси жирок. Ну же, веснушка, удиви меня!
Кажется, он с самого рождения вопит эти слова целому миру. "Удиви меня! Делай. что хочешь - но удиви меня!"
Проблема в том, что для того чтобы удивить Локи, нужно быть по крайней мере...Локи.

-Что? Ты все еще держишься? - Кожа лохмотьями сползает со спины, пол под ней скользкий от крови. Сейчас она только учится улыбаться боли, зато - семимильными шагами, и в следующий раз, когда очередной демон решится проверить ее на прочность, зеркало будет улыбаться так, словно получила в подарок как минимум мир. А они не будут смотреть ей в глаза, даже взглядом боясь коснуться застывшего там равнодушия. В этом, пожалуй, ее превзошел только Дьявол.
-Говори, - почему-то начинают с пощечин, словно первый акт спектакля. Она падает на пол, оказываясь на коленях, но смотрит сверху вниз, намеренно ловя взгляд. - Кто ты?! - Новая загадка для целого ада, выяснить ЧТО ЖЕ создал их повелитель, и, что еще важнее, ДЛЯ ЧЕГО. Верхушка привыкла к тому, что просто так падший ангел даже карандаш не перекатывает. Она улыбается, выдавая привычное, ставшее броней:
-Зеркало, - голос как будто теплеет, словно она разговаривает с другом объясняя ему, несмышленышу, таблицу умножения на два.
Ее голос перекрывает все прочие
-Зеркало, - глядя на свое сердце в чужих руках.
-Зеркало, - и легкие разрываются от нехватки воздуха
-Зеркало, - кровь замерзает в жилах
-Зеркало, - заживо сгорая на уютно пощелкивающем костре.
-Зеркало...
-И что ты делаешь? - строгий, звонкий голос разбивает ее безумие на части. Она поднимает глаза, видя невозможную, горящую беспокойством и любовью синеву. - Я советовал тебе жить, девочка моя, а не сходить с ума. - Легкий, бесконечно нежный упрек от того, кого она не надеялась больше увидеть.
-С-сама...эль, - едва выдавливает, робко веря в то, что у кошмара все же может быть конец, а она не так одинока, как думала изначально. За кругом, очерченным светом его крыльев - все еще демоны и ад, но сейчас она защищена от всего и, смотря на него, пьет небесную синеву, дышит ветром, запутавшимся в темных кудрях, постепенно, шаг за шагом вспоминая, что мир - не только ад, демоны и боль. Есть что-то еще...много всего, о чем она даже не знала, и теперь у нее есть время, чтобы выяснить это.
Ангел улыбается, видя в ее глазах ответ.
- Живи, девочка, - то ли дуновение ветра, то ли след поцелуя...
...мир кружится, разливаясь слишком радостным, слишком искренним смехом. Она даже не понимает, где очутилась, и в первый миг принимает все за новый виток своего безумия. Теперь бы выбраться.
- Ну же, веснушка, удиви меня!
Очень странный мир, но в удерживающем ее мужчине видится что-то хотя бы знакомое.
Глаза. Спокойная зелень травы, так не вяжущаяся с пронзительным смехом. Светлые, вспыхивающие против солнца волосы. Подвижное, меняющиеся по нескольку раз в минуту лицо, словно обладатель все не может определиться, кем же ему быть.
-Покажи мне мир? - Произносит, глядя прямо в живую, искреннюю зелень. Если кто и знает что-то о этой стороне реальности - то только кудрявый асгардец.

Быстрее, еще быстрее. Так, чтоб вообще забыть о том, что умеешь дышать - только так порой можно перестать задыхаться. Так, чтобы кровь бешено стучала в висках - только так порой можно услышать звук собственной жизни. Так, чтобы сердце срывалось и ухало в пятки - только так порой можно убедиться в том, что оно у тебя еще есть...
Быстрее, еще быстрее! Так, чтобы порывистый ветер начисто вымел из засоренной головы любую мало-мальски серьезную мысль. Так, чтобы весь мир проносился перед глазами, но не отпечатывался в них, привязывая к какой-нибудь детали.  Так, чтобы уголки губ, растянутых в улыбке, просто не могли опуститься.
Быстрее, еще быстрее. До боли в ребрах, до полного вакуума в легких. До сладкой боли в груди, до мучительной сладости в гортани. До ненормально учащенного пульса, до безумия, до полууобморока, до полусмерти! Быстрее!
Когда он наконец замедляется, едва не вытреся из девчонки последнюю душу (забавное, кстати, выраженьице - как будто внутри каждого существа неисчерпаемая кладовая), ее глаза несколько проясняются, и взгляд становится более-менее осмысленным. Поняла ли эта пигалица, что он только что открыл ей самый главный свой секрет?
-Покажи мне мир? - его глаза вспыхивают в ответ лукавой зеленью. Он не успевает задуматься над просьбой - он вообще не привык над чем-то задумываться - он просто хватает ее за руку и тянет за собой, заставляя перейти на бег, такой же стремительный, как их недавний танец.
- Пошли! - его голос звенит, прямо на ходу он преображается в вихрастого мальчишку примерно одного с ней возраста на вид, и сейчас они похожи, как брат и сестра. Они проносятся по небольшой деревушке, вспугивая мельтешащих под ногами кур и овец, Локи подхватывает стоящий у крыльца одного из домов бидон с молоком, оставляя хозяйке вместо него кулек золотых монет - а то еще, не приведи Хеймдаль, скажут что украл:репутации-то не повредит, а вот девчонка растеряется. Из другого дома он в той же манере свистывает краюху свежего хлеба, а через пару минут они уже взбегают на холм, где усаживаются на траву, разделяя добытое лакомство. Стоит девочке допить последний глоток, ее неугомонный спутник уже снова тянет ее мчаться дальше, и на этот раз местом их "нападения" оказывается большой город - в самый разгар ярмарки. Они снуют в толпе, прокладывая себе путь к деревянному помосту на площади, где уже куролесят бродячие артисты. Несколько песен, пара-тройка фокусов - Локи не собирается задерживаться и тащит свою маленькую спутницу дальше, быстрее, быстрее...
Высоки дома сменяются низкими, людские поселения - бескрайними полями, шум веселых голосов - плеском воды и шепотом ветра, который они обгоняют. Города и деревни, дороги и реки, море и горы - мир лежит на ладони, и от каждого его уголка он урывает ровно секунду. Так, чтоб не привязываться. Так, чтоб не запомнить что-то одно, а до головокружения впитать целиком.
Когда сгущаются сумерки, они, наконец, останавливаются и падают в ворох душистого сена - чужой двор, чужое тепло, мир не принадлежит им, но принимает их как пусть и незваных, но вполне себе желанный гостей.
- Смотри, веснушка, - он тыкает пальцем в нависшее над ними темно-синее небо. - Видишь эти мерцающие точечки? Слабо найти в них какую-нибудь фигуру?

Она бы сказала, что мир распадается на череду осколков-воспоминаний, если бы вообще успевала подумать хоть о чем-то кроме бешенного темпа движения, свистящего ветра и заливистого хохота над ухом. И тепла его ладони, крепко сжимающей ее - почему-то сейчас это важнее, чем все его проделки, и хлеб, переданный в ее оставшуюся свободной руку лишь продолжает ту же близость. Она не улыбается ему в ответ, но неизменно идет следом, ища в постоянно меняющемся, смеющемся лице ответ на вопрос, которого еще не понимает сама.
Она обещала попытаться выжить и узнать мир, но не знает даже с чего начать, но пока бог продолжает с бешенной скоростью менять пейзажи, об этом можно не думать. Хоровод образов, вытесняющих мысли, гомон голосов и смех, заглушающие ее собственные, его постоянная болтовня, освобождающая ее от необходимости говорить - и пусть на какой-то странный манер, сейчас Локи спасает ее, вихрем проносясь, кажется, по нескольким селениям - она не успевала следить, лишь изредка возвращаясь в реальность.
Сено колко шуршит под ними, отдавая накопленное за день тепло, и она позволяет себе отогреться. Хотя бы начать, впитывая тепло этого мира, иначе - опять туда, в личный ад, и вряд ли ангел еще раз сможет ей помочь. Зеркало и без того получила куда больше того, на что имела право. Они честно делят уворованный-купленный хлеб: большую часть ослепительно улыбающемуся Локи, меньшую - задумчиво смотрящей на свою долю девочке, словно именно сейчас, именно этот кусок пропеченного теста откроен ей если не все тайны вселенной, то хотя бы смысл жизни.
Смотрит не туда, и прекрасно это понимает, отпивая молоко и глядя на далеко мерцающие, таинственно молчащие звезды. Если не думать ни о чем достаточно долго, их пульсирующее свечение начинает казаться неизвестным кодом, выстраивающимся в биение ее собственного сердца. На миг она оказывается связана со всей бесконечной вселенной и, кажется, может переставлять миры и планеты со собственному желанию, беззаботно играя с вероятностями, чтобы из всего невообразимого образа выбрать единственную, ту где...
- Вон там, - указывает пальцем на самую темную часть небосвода и водит пальчиком, словно действительно рисуя, - смотри...кудрявые волосы...светлые. Глаза, - две чуть более яркие точки отсвечивают скорее желтым, - не совсем зеленые, но тебе бы пошло. Улыбка, - все чертит портрет нового, нежеланного, но жизненно необходимого знакомого, - нос. Вот здесь скулы. - Переливчатое сияние заставляет портрет каждый миг быть чуть-чуть другим и, может быть ей это только показалось, но оттуда, сверху, он ей подмигнул.

Бог уютно устраивается в душистом ворохе, небрежно приобнимая девочку одной рукой - так и ей звезды лучше видно, и Трикстеру удобно нет-нет да и отщипнуть щепотку-другую от мягкого хлеба, который она сжимает тонкими пальчиками. Складывается такое впечатление, что она не очень-то представляет, что с ним делать - так что Локи приходится подавать ей живой пример, вовсю уплетая свою половину - естественно, большую: такой крохе переедать вредно. От молока на улыбающемся лице Трикстера остаются белые усы - и во имя торжества справедливости он рисует такие же на маленьком личике своей спутницы, которая еще просто не знала, что пить полагается большими насыщенными глотками и едва пригубляла свою порцию.
Следуя ее указанию, он поднимает взгляд, чуть прищурившись, чтобы различить на небе нарисованный детской рукой образ. В такт движению ее пальцев на темно-синем фоне действительно очень явно проступает улыбающееся лицо, которое сперва подмигивает, а затем, вконец обнаглев, показывает язык. Локи довольно ухмыляется и одобрительно кивает девочке:
- Ты хорошо рисуешь, может, и выйдет с тебя достойный живописец. Так, моя очередь, - он начинает бегло водить пальцем в воздухе, и на холсте ночного небосвода появляется кривовато нарисованная фигура, в которой весьма условно можно опознать девочку: несколько палочек, кружочек вместо головы, треугольничек вместо тела и несколько линий, чтобы показать длинные волосы и тонко намекнуть, что его творение все же женского пола. - Ну, что скажешь? - не получив мгновенного ответа, тут же ерошит ей волосы. - Да ладно, не переживай, ты тоже когда-нибудь так научишься, тут же годы практики, понимаешь...
До самого рассвета он развлекает ее историями в духе "попросил у меня Один корову для домашнего хозяйства, а я что, фермер в скотине разбираться - я ему коня родил, ну, подумаешь, ног вышло чуть больше, чем нужно, так даже красивее" или "решил я как-то на земле отдохнуть, сижу, никого не трогаю, и тут входит этот Гай Юлий и вопит: "Клеопатра, любовь моя!" - ну не нахал, а?"
Когда небо начинает светлеть, и ночные тени отступают восвояси, он поднимается, отряхивая от соломы взлохмаченные рыжие волосы и протягивает ей руку:
- Ну, и чего ты разлеглась? Ты сюда спать пришла или мир смотреть? Пошли, а то все пропустишь.
Они доходят до ближайшего города, свободно заходят в ворота, и на этот раз Локи уже никуда не несется, позволяя ей свободно осматриваться по сторонам. Таким неспешным шагом они добираются до центральной площади, где, несмотря на ранний час, уже собралась толпа.
- Запомни, когда такая толчея - что-то затевается, - учит Трикстер пришелицу и вместе с ней проталкивается вперед, каким-то немыслимым образом умудряясь проводить девочку так, чтоб ее даже не задевали. На помосте - важный мужчина в расшитом затейливыми узорами плаще, перед ним - лысый суетливый толстяк, удерживающий за руку мрачно вырывающегося из его хватки подростка лет 14-ти.
- Великий Урза, вели наказать этого воришку! - визгливо вопит толстяк. Мальчишка прекращает вырываться и отчаянно вскидывает голову.
- Я ничего не крал! Ничего!
- Тихо, - прикрикивает на него мужчина. а затем кивает толстяку. - Рассказывай, как было, Ахеп.
- Я как обычно тушил мясо, дабы честные люди могли прийти и угоститься, - раболепно заговорил толстяк. - А этот все крутился рядом...Крутился, ну?! - зачем-то тряхнул он мальчишку. - А потом смотрю - подходит к котлу, да и хлеб свой, хлеб в пар сует...
- Он был совсем черствый, - едва слышно бормочет мальчишка. - Я хотел размягчить его над паром... Я ничего не брал...
- Но пар, пар-то - мой! - вопит Ахеп на всю площадь. - Накажи его, великий Урза!
Мужчина задумывается.
- Сложная задача... Что ж, вы, жители Ашера! - обращается он к толпе. - Вы были здесь и слышали все! Как мне рассудить этих двоих? Есть ли среди вас тот, кто знает ответ?
- Тебе просто несказанно повезло, - отзывается Локи, выходя вперед и не выпуская руки девочки из своей. - Как раз сегодня я раздаю мудрости направо и налево.
- Кто ты, незнакомец? - Урза слегка хмурится, взирая на него с помоста.
- Я? Ну ты даешь, а еще великий, - фырчит бог, гордо распрямляя плечи. - Я - странствующий мудрец Абрфхн, слава о моей мудрости идет впереди меня!
Урза выглядит крайне озадаченным, но под взглядами жителей своего города не смеет показать свое невежество и учтиво кланяется разошедшемуся Трикстеру.
- Тогда я прошу твоего совета, Абр...о великий мудрец. Как мне рассудить этих двоих?
- А какое наказание у вас положено за такую кражу? - деловито осведомляется бог.
- Десять плетей, - следует незамедлительный ответ.
Локи поворачивается к толпе и торжественно изрекает:
- Жители Ашера. Вы свидетели - сей отрок полакомился пищей, не прикоснувшись к ней! Возьми плеть, Ахеп, и побей его тень - так ты накажешь его, не прикоснувшись к телу!
Над площадью разносится восхищенный ропот, мальчишка радостно улыбается, Урза явно впечатлен, и только толстяк Ахеп что-то недовольно бурчит себе под нос, но его уже никто не слушает...
Спустя полчаса, получив в награду сытный обед и гром аплодисментов, Локи вместе с девочкой покидает город. В руках малышка сжимает большое яблоко, врученное ей Урзой как "лакомство для дочурки".
- Ну вот примерно так это делается, - не без лишней гордости сообщает ей Трикстер и довольно улыбается.

Наверное, из них получилась довольно странная пара. Девочка все больше молчит, смотря на окружающее так, словно не видит ничего, мужчина активно размахивает руками, гримасничает и не закрывает рот ни на минуту, словно мир существует только когда он говорит и лишь потому, что он говорит. Впрочем, сейчас она идеальный слушатель, и, не смотря на отсутствующий вид, отчетливо запоминает каждую его странную историю, иногда, против воли, заглядывая чуть дальше очевидного смысла, и тогда за всеми ужимками и глупыми, бесящими окружающих выходками ей видится совсем другой бог.
"Зачем ты это делаешь?"
На краткий миг заглядывает в чуть прищуренные, насмешливые глаза - Локи явно был готов к подобному, и словно собрал весь свой смех в одном ослепительном мгновении. Не увидеть. Только искристый, немного колкий, растворенный в глазах смех. Да и момент уже упущен. Зеркало переключается на светлеющее небо под приятный фон о буднях жителей Асгарда.
Наверное, ей даже нравится. Пока она в этом не уверена.
Меняются города, меняются ситуации, иногда девочка верит, что перед ней обычный весельчак и добряк, иногда почти готова удивиться на редкость жесткой шутке, подчас списывает все на излишне длинную жизнь и естественное желание хоть как-то не заскучать.
А потом перед ними распахиваются двери Ашера.
Обычный город со своими нехитрыми проблемами, на которые, пожалуй, не стоит обращать внимания. На тот момент она еще верит, что не стоит привязываться к смертным, а лучше и вовсе обходить стороной. О чем они могут рассказать ей? Чему научить. Что ценного успел увидеть за свою недолгую жизнь мальчишка, кроме еще нескольких таких же показательных судов? О чем поведает хозяин харчевни, чтобы не скатиться в перечисление собственных богатств и достоинств. Зеркало даже не понимает, почему они остановились, но не вмешивается в очередное представление Локи. Как правило, это было хотя бы интересно.
Девочка отстранённо наблюдает за тем, как меняется толпа: нетерпеливое ожидание - появление чужака, оттягивающего известный всем конец; искра интереса, сменившаяся показным узнаванием и наигранным восхищением - прослыть глупцом, не слышавшем о странствующем мудреце, не хотел никто; удивление - ведь то, что он говорит так не похоже на привычный образ мысли...зеркало ясно видит, как зарождается на лицах восхищение. Как мужчины и женщины вдруг как-то робко и по-детски улыбаются, словно став свидетелями маленького, но необходимого чуда. Как яростно хлопают в ладоши, хотя бы так благодаря лучезарно улыбающегося "мудреца".
"Так вот кто ты"
В серых глазах впервые мелькает нечто похожее на улыбку. Странно, что этой стороны Локи она не видела раньше.
- Потрясающе вышло, - говорит она все еще только с ним и, кажется, в городе ее приняли за немую, зато сейчас в голосе уже нет того мертвенного спокойствия, сквозившего все предыдущие недели. - Ты научишь меня делать так же? Ну или хотя бы покажи еще раз.
Ей все еще предстоит разбираться и с миром, и с правилами игры, в которую она неожиданно оказалась втянута, но сейчас девочка впервые видит верный путь.
- Джадит, - протягивает богу яблоко, словно скрепляя какой-то договор. - Мое имя. Но "веснушка" - тоже хорошо.
Кажется, пришло время выбираться из своего бесчувствия, и как бы не была сильна боль, она обещала научиться жить. Локи ведь смог. Достойный пример для подражания.

Кажется, с каждым шагом его смех становится все звонче, глаза - все зеленее, походка - все расхристанней. Кажется, чем горше плачет мир, тем громче он смеется. Небо над их головами из лазурно-голубого становится сизым и хмурым, как будто морщащий лоб старик, строго спрашивающий молодого бога: "Ну и что это еще за фокусы?" Возможно, недалек тот день, когда суровая реальность спросит с него по полной, взимая подоходный налог на смех, но до той поры, да что там - и во время и после - он будет улыбаться, даже если порвутся натянутые до предела лицевые мышцы, и уголки губ окрасятся кровью.
Если он чему и может научить этого странного ребенка - то именно этому.
И, кажется, у него это неплохо выходит, раз в голосе девчушки впервые прорезаются живые нотки, а равнодушные глаза начинают поблескивать. Трикстер лукаво щурится, самодовольно распрямляя плечи и, принимая важный вид новоявленного гуру, изрекает:
- Учение мое древнее этого мира, и сам Создатель опирался на него, творя сие Бытие... - бог поднимает указательный палец в воздух - для солидности - и продолжает: - В основе его - столь заповедные тайны Вселенной, что сам Один ослеп на один глаз, осмелившись в них заглянуть, - кстати, эта версия нравится ему настолько, что он запоминает ее для потомков. - Познав его, ты познаешь суть самого мироздания и возвысишься над бренной тленностью всего сущего, открыв для себя светоч сего тайного знания... - заговорившись, Локи налетает на разросшийся посреди дороги куст и вываливается из него весь в листьях и паутине. - Рагнарекские буйволы! Вот кто так растет, а? А ну, сдвинься! -куст послушно смещается на несколько метров левее, а возмущенный Трикстер принимается приводить в порядок потрепанную прическу.
- Так, о чем это я? - спохватывается он минутой спустя. - Ах, да, тайное знание. Так вот, веснушка... - он сворачивает с дороги и усаживается в тени, жестом приглашая ее сделать то же самое. - Весь этот мирок, - он картинно обводит рукой окружающее пространство, - очень уж охоч до разнообразных зрелищ. И ты, зайчонок, для него тоже - не более, чем очередная забава. Смекаешь? Он будет рядить тебя в разные платья, дуть в свою дуделку, а ты должна будешь плясать ему на потеху. И однажды, крошка, ты забудешь все кроме этих плясок, и тогда пиши-пропало... - он откидывается спиной на ствол дерева и несколько секунд насвистывает какую-то незатейливую мелодию. - Но так и быть, по доброте душевной я дам тебе один совет. Как я вижу, у тебя серьезные проблемы с самой собой, а это как бы совсем финиш... Вот что я тебе скажу, веснушка, с высоты своей вековой мудрости... - он вдруг наклоняется вперед, пристально вглядываясь в серые глаза. - Пока не поймешь, кто ты - не выдавай себя никому. Будь прозрачной, как стекло, я вижу, ты это умеешь... Показывай миру то, что он хочет видеть, а сама ищи то, что нужно тебе. И улыбайся, солнышко, улыбайся! - легким движением пальцев он поднимает уголки ее губ и жестом фокусника обводит получившуюся улыбку. - Уж поверь мне, это именно то, что нужно.
В его ладонь ложится яблоко - она передает его ему вместе со своим именем - и бог, подумав с минуту, разламывает его на две половинки, одну возвращая ей.
- Еще бы не хорошо! - бодро замечает он, впиваясь в яблоко белоснежными зубами. - Я флохого не пфидумаю!
Было бы неплохо действительно не понимать, что он творит... Хорошо, что об этом можно забыть.

Быть для кого-то игрушкой ей не впервой, а уж демонам ада или целому миру - уже несущественные детали. Она, пожалуй, слишком хорошо знает правила этой игры - отдавать тело на откуп, сохраняя душу. Если не задумываться, выглядит даже просто, разве что с каждым разом все сложнее безучастно смотреть на то, как превосходящая твои возможности сила дергает за ниточки, вынуждая улыбаться и кланяться, идти и делать то, чего вовсе не хочется. И можно попытаться бороться - путь благородный и достойный того, чтобы быть воспетым в веках, но абсолютно бесполезный. Не все стены прошибаются лбом, не всех врагов можно победить, объявив честный бой на смерть. Чаще всего, приходится выжидать, изображая покорность и смирение. Изображать куклу, будучи живой. Девочка смотрит в непривычно-серьезные сейчас зеленые глаза: он знает. На собственной шкуре. И если ей долгие века предстоит быть куклой, он - вечно насмешливый бог. Остается лишь догадываться, что там, за этой улыбкой.
"Зачем ты это делаешь?"
Она повторяет этот вопрос едва ли не с первых дней этого странного знакомства, даже не надеясь получить ответ, скорее, просто запрещая себе забывать, что за беспечной улыбкой и громким, до небес, смехом, скрывается то, что не готов увидеть никто. Мир в первую очередь и, кажется, кучерявый бог не защищается, а защищает, скрывая истинную сущность. Джей даже на миг не поверит, что Локи сам не знает, кто он такой. Скорее - знает слишком хорошо.
Улыбка, будто нарисованная им, застывает на губах и кажется куда более человечной, чем все ее предыдущие попытки провернуть подобное. Совершенная подделка под тепло и веселье - если не смотреть в глаза. Безукоризненное проявление радости, если не читать душу, но кому какое дело до этой несущественной детали? Девочка улыбается людям - не отвечают. Джей расставляет фигуры для новой партии - с мирозданием, еще только начиная подозревать, сколь высоки будут ставки в конце и как интимно сольются победа и поражение. Дело всегда будет в полутонах - это она знает уже сейчас.
Некоторое время они молча хрустят яблоком, думая каждый о своем. Точнее, она молчит, а Локи поумеряет вечный словесный поток до того, что иногда получается услышать тишину.
-Поиграем? В какую-нибудь глупость... - она даже не знает, почему говорит именно это, но внезапно ловит в себе желание занять ближайшие дни или чуть дольше какой-нибудь бессмысленной деятельностью. Все так же, удивляясь собственным нелогичным действиям, приманивает на остатки яблока мирно пасущегося рядом ослика - так присваивать чужую собственность, пожалуй, не хорошо, но ее сейчас больше увлекает внезапная, полу неосознаваемая идея, тем более, что зверь мирно прядет серым ухом, дожевывая угощение и, кажется, не против стать третьим участником приключений. - Создадим новый миф...тебе идет образ плутоватого учителя. - И, пожалуй, страсть к именам она могла подхватить лишь от одного существа, о котором сейчас лучше не вспоминать, - Ходжа? Сойдет за имя для новой жизни?
Ей не очень-то нравится восток: слишком шумный, чрезмерно яркий, избыточно живой, но почему-то именно сейчас ей почти хочется шутить, пусть и немного угловато с непривычки. Благо, наставник попался выше любых ожиданий.

Улыбка - не дешевый жест, не банальная возможность лицевой мимики. Правильно улыбаться - это целое искусство, и учиться ему приходится не один век, да и то от необходимости постоянно совершенствоваться никуда не денешься. И это лишь в том случае, если судьба действительно не обделила тебя талантом...
В его личной коллекции - сотни самых разнообразных улыбок - на все случаи жизни: от лукавых и игривых полухмылочек до широченных, заразительно-ослепительных, врезающихся в чужую память и остающихся в ней, когда весь остальной образ меркнет. Через пару столетий он познакомится с одним небезызвестным математиком, чье имя, однако, впоследствии прогремит на весь мир отнюдь не благодаря доказательству сложнейших теорем - и невольно вдохновит его на создание весьма любопытного персонажа, и даже пара случайно оброненных Трисктером фразочек мелькнет в повествовании... Впрочем, не станем забегать вперед.
Его философия предельно проста - улыбайся, мир не верит слезам, но жадно пьет их, так что не стоит совершать подобные глупости. Вселенной не особо интересно, что ты скрываешь в душе, но всегда найдутся те, кто захочет выпотрошить тебя наружу, так что будь мудр, путник, предоставь им свою улыбку - и пусть они обломают о нее когти. Вся потрясающая воображение серьезность мироздания заключается в том, что ни к чему не стоит относиться серьезно. Ну право же - не стоит...
-Поиграем? В какую-нибудь глупость... - девчушка, кажется, понемногу оживает, и Трикстер весело ей подмигивает.
- Глупости - мой конек, - авторитетно объявляет он и закидывает обкусанную сердцевину яблока куда-то в кусты. - Давай, я загадываю слово, а ты угадываешь? Все, я загадал "слоненок" - угадывай! - радостно требует он, едва ли не подскакивая от нетерпения. Можно подумать, от ее участия в его нелепой игре зависит сама его жизнь - такой неописуемый азарт сверкает в его зеленых глазах.
Последовавшее предложение заинтересовывает Трикстера, и он целую секунду старательно обдумывает его, а потом энергично вскакивает на ноги, материализуя из воздуха изогнутый деревянный посох, и принимает эффектную позу, опираясь на него и гордо вскидывая голову.
- Ну как я тебе? - красуясь, осведомляется он и, не дожидаясь ответа, продолжает: - Великий странствующий мудрец Ходжа разрешит любые ваши вопросы, внемлите мне, люди, ибо явился тот, кто разгадает любую загадку! Кстати о загадках, - он моментально переключается, и посох, оставшийся без внимания, начинает стремительно покрываться распускающимися белыми бутонами. Сам Локи этого, кажется, даже не замечает. - Хочешь познакомиться с сфинксом? Загадки у нее, правда, вековой давности - и ребенок осилит, но кто в наше время ходит к сфинксу ради загадок? Между прочим, очень милая женщина... - он приглашающе протягивает руку и сверкает белоснежными зубами.
Эта улыбка - обещание приключений, игривый. рисковый зов. Безопасности никто не гарантирует, но кому нужна безопасность? Главное - веселье, а уж в этом-то Трикстеру нет равных.

Проходящий мимо них мужчина с суеверным благоговением смотрит на расцветающий розами посох, жадно слушая вдохновенную речь насмешливого бога. Сомневаться в зарождении мифа о великом мудреце верхом на ослике уже не приходилось - девочка отмечает, как ускорился шаг и расправились плечи смертного, ведь теперь он не просто путник - один из тысяч похожих, не имеющих почти ничего за душой и наудачу забредающих во все города, он - несет чудо, свидетелем которого нечаянно стал, но почти ничего не понял - в этом зеркало ни на миг не сомневается, а значит с каждым разом в его рассказ будет добавляться все больше вымысла. Уже спустя пару недель даже она с трудом узнает в подслушанной байке сегодняшние события. Занятное свойство человеческой природы - заполнять пробелы в знаниях по собственному желанию.
Впрочем, Локи куда более плотно занимает ее мысли, и вот уже несколько недель девочка пытается ответить на простой и краткий вопрос: зачем? Мотивы бога навсегда останутся для нее загадкой, но то, что он делает сейчас, уже давно выходит за рамки обычного любопытства. Она знает, что понята и изучена им едва ли не за первые сутки, но почему же он до сих пор рядом? Для чего с обманчивой мягкостью учит ее улыбаться, прикрывая свои уроки очередной шуткой-насмешкой. Почему сам всегда смеется, оставаясь пугающе серьезным. Джей не хватает слишком многого чтобы ответить: понимания себя, знания мира, Локи...изменчивого, но остающегося собой не взирая на обстоятельства, но никогда не показавшего настоящего лица. Для чего ему все это?
Ей не нужно отвечать прямо сейчас, достаточно и того, что руки немного липкие от яблока, и, впервые за последние дни, к ней возвращается хотя бы тень интереса. Боль не уходит, но становится настолько привычной, что позволяет попробовать заглянуть чуть дальше.
Джей вкладывает руку в его распахнутую ладонь, неотрывно глядя в глаза: тогда, за шаг до смерти, она увидела там что-то, чего сама не поняла. Что-то, позволившее ей отступить в мир живых. Она не знает, кем стала для зеленоглазого бога, но оставляет за ним возможность молчать об этом, но не находит определения тому, кто же он - для нее. Друг - слишком громкое слово, и вряд ли она готова озвучить его даже мысленно.
- Скучно, - тихо, словно все еще боясь заговорить и исчезнуть. - Я была у нее...и каждый раз одно и то же. Может, к минотавру? - Джей сама не знает, почему выбирает именно его, но позволяет себе расслабиться и говорить то, что рвется с губ, не взвешивая каждое слово. - С ним можно играть в прятки...
Зелень в глазах становится просто ослепительной - словно смотреть на листву в ясный день, и зеркало почти уверена, что по лицу у нее сейчас бегают солнечные зайчики. Улыбка становится шире, словно они заключили какой-то договор, и она неловко, заново учась это делать, изгибает уголки губ в ответ - ее подпись после последней строки. Девочка не знает, куда ее это заведет, но готова поспорить с мирозданием, что Локи никогда не будет для нее просто знакомым. Нельзя спасти жизнь, не ввязавшись в судьбу спасенного, а он делает куда больше - учит улыбаться.

Локи лишь радостно просиял в ответ. Бог обмана был способен переключаться с одной идеи на другую с такой рекордной легкостью, что порой и сам забывал, какая же из них была исходной. Это чем-то сильно смахивало на стиль жизни: все окружающее мироздание находилось в непрерывном движении, постоянно изменяясь и перетекая из одного состояния в другое, не признавая застоя, статика – удел тлена, а этот странный мирок явно не желал умирать. Локи же, в свою очередь, делал все возможное, чтобы опередить эту непрекращающуюся изменчивость. Пожалуй, это даже стоило запатентовать как его личный «философский камень»: хочешь, чтобы время не имело над тобой власти – обгони его. Этим секретом он незаметно делится с зеркальной девчушкой, которая, несмотря на все свое изначальное бессмертие, уже начала попадаться в тонко расставленные сети коварного Хроноса. Воспоминания – штука неплохая, если с ней не перебарщивать. Уж эту науку Трикстер знал как свои пять пальцев (в случаях особо интересных трансформаций возможно и иное количество).
- Это тот рогатый тип с громадной хатой на Крите? – чуть наморщив лоб, припоминает Локи. – Помнится, я все пытался выяснить. Где у него в этих хоромах ванная. Открыл какую-то дверь, а там скелеты иссохшие…Кладовка, наверное.
Он открыто улыбнулся девочке, и с долей наставнической гордости отметил, как дернулись уголки ее губ, выпуская на волю ответную, еще слегка неумелую улыбку. Над результатом еще явно следовало поработать, но прогресс уже был налицо, так что Трикстер вполне мог себя поздравить. Картинным жестом, исполнив кистью руки серию волнообразных завихрений в воздухе, Локи изящно склонился, лукаво протягивая девочке раскрытую ладонь.
- Желание дамы – закон, - с преувеличенным пафосом изрек он и тут же добавил. – Особенно когда совпадает с моим. Погнали?
Спустя мгновение они уже стояли у входа в лабиринт – темного и дышащего вековой сыростью: Минотавр явно не особо заботился о регулярном проветривании помещения. Массивные каменные стены внушали смертным благоговейный трепет и страх, Локи же, чуть зурясь от полуденного солнца, рассматривал возвышающееся перед ним строение с долей здорового скептицизма.
- Вон там камешек отвалился… а там вообще птичий насест… и вообще что за унылый цвет? Я бы на месте этого быкастого хотя бы раз в полвека подкрашивал… Говорю тебе, ему нужен новый дизайн-проект, - Локи неспешно двинулся вглубь лабиринта, не переставая оживленно комментировать каждый шаг. - Вот сюда я бы вообще поставил фонтанчик… -А здесь можно было бы расположить картинную галерею… О, а вот тут…
Из далекой, мрачной глубины, отдаваясь от каменных стен гулким, протяжным эхом, донесся приглушенный рев. Локи с любопытством вскинул брови.
- Это что – сигнализация?
Рев повторился, став ближе и отчетливей, но Трикстер даже не подумал повернуть назад, сокрушенно покачивая головой.
- Судя по всему, у твоего приятеля несварение. Неприятная штука, скажу я тебе…
Судя по последующим за этой фразой звукам, штука была действительно неприятная.

Джей приходит к выводу, что болтовня Локи ей, скорее всего, даже нравится, но ловит себя на странном чувстве - мелкие, очень острые крючочки впиваются в осколки души, подтягивая их друг к другу и скрепляя.
Тишина. Замирает движение в груди.
Уверенный, с нотками знатока голос выдает ей все, что его обладатель думает об архитектуре лабиринта, которому, в общем-то, и не полагалось быть прекрасным и располагающим к себе местом. Вновь едва заметно тянет что-то - щекотно.
Можно попросить его перестать. Наверное, сделает вид, что не понимает о чем она. Наверняка после этого движение прекратится.
Девочка оценивающе смотрит на камни - действительно, со времен последнего визита все успело изрядно. Даже рисунки на стенах выцвели. Нашедшихся обновить сцены расправы чудовища над испуганными людьми не нашлось. Способных рассказать о том, что это нужно сделать, видимо, тоже.
Ей не нравится, когда ход времени становится так ощутимо заметен. Раньше не нравилось. Теперь она подтверждает еще одно подтверждение - нужно лишь подождать. Вновь пытается улыбнуться. Не получается, но сейчас девочку это не волнует. Локи доходит до того момента, где ей полагается вставить слово
- Что? Нет, конечно же, это при... - договорить она не успевает, и, судя по изменившемуся характеру звуков, заканчивать уже поздно, - ...ветствие. Локи, - легкий укор, едва заметно потеплевший голос. Маленькое насекомое быстро-быстро перебирает лапками между ребер, собирая осколки. - Прекрати, пожалуйста, истязать его. И следуй за мной. Будем знакомиться с минотавром.
Блуждать по коридорам долго не приходится - как всегда, размеры лабиринта были изрядно преувеличены, а большую часть проходов уже давно завалили. Не без умысла. Она не доходит пары поворотов до того места, где обитателя лабиринта настигла шутка бога. Тяжелые шаркающие шаги все ближе.  
Из-за угла появляется мужчина, пыхтящий от натуги - переставлять заканчивающиеся своеобразными копытами ходули оказывается не такой легкой задачей. Через плечо болтается жестяная воронка. Джей всматривается в светло-оливковое, загорелое в любое другое время, а сейчас болезненно-бледное лицо
- Мой визит опять принес тебе неприятности, Номики.
Ждет, пока ее узнают. Ходули падают на пол, мужчина стискивает ее в объятиях,  словно ему до сих пор десять лет, как было в их первую встречу. Потом переключается на бога, с тем же плещущим через край энтузиазмом тряся его руку и успевая выболтать всю историю его здесь нахождения, и как ему, несчастному, не повезло однажды вытянуть черный камешек: до сорока сторожить лабиринт и создавать иллюзию существования монстра, а заодно прогонять излишне любопытных жителей и излишне самоуверенных героев.
- А я наскучался-то тут - страсть. Сами понимаете, каменюки и ничего больше, словом перекинуться не с кем. А развлечений - Аид обрыдался: скелеты обошел, черепушки поправил, краской стены обрызгал. Скорее бы уже отмучиться, да домой. А тут пусть другой несчастный чудище изображает. Пока найдешь, пока выведешь...
Пожалуй в своей любви поговорить этот "минотавр" мог бы посоперничать с зеленоглазым богом, а Джей вдруг стало интересно, кто же кого переговорит, если они вдруг решат это выяснить.